- Так отрок нынче животом мается, помереть может? – встрепенулась Божана.
- Не, сжалился я – второй день снедает, уже доедает того гуся, но от стола не отходил, токмо по нужде, - ответил я и улыбнулся, скрыв часть не очень лицеприятного эпизода с этим наказанием, когда молодого скомороха стало тошнить только от вида мяса с крупой.
Что-то я в последнее время становлюсь излишне сентементален. Буквально неделю назад появилось такое непреодолимое желание быть рядом и не отпускать своих семейных, борьба с жаждой адреналинового всплеска стала оборачиваться противоположными крайностями. Даже выбил побывку дома Юрию, который для вида возмущался, как же «не гоже десятнику», «я же десятник», но и сам быстро утонул в том уюте, который пуще прежнего постаралась создать Божана. Вот так всю неделю я только формально уезжал по делам, чтобы там показаться, но снова домой, а в субботу, вообще, приказал не будить, не трогать, и звать только на суд божий, если конец света вдруг настанет.
Тем более, было крайне удивительно и тревожно, что нашу идиллию с Божаной нарушил, не весть откуда взявшийся Тимофей, бывший некогда толи секретарем, толи денщиком, а, может и адъютантом. Я знал, что он как четыре месяца тому женился и сейчас должен пребывать в той же ситуации, что и я, но нет – настойчиво стучит и прости выйти в покои для разговора.
- Да что случилось? – раздраженно выкрикнул я и уловил взгляд жены, она молчала, но не требовалось слов, чтобы понять ее состояние. Мы оба поняли, что наш медовый месяц подошел к концу.
- Боярин, посольство в поместье, уже в усадьбу едут! – возбужденно из-за все еще закрытой двери прокричал Тимофей.
Я степенно начал одеваться, пытаясь подавить в себе негодование и злость от ситуации, которые переполняло меня. Ради кого это мне нужно прерывать «свое ничегонеделание» и натягивать парадные одежды? Что еще за посольство? Зачем? Насколько приведены в боевую готовность сторожевые сотни?
Секретность в поместье была все еще актуальна. По крайней мере, изготовление зеркал – то производство, которое пока удавалось держать под секретом. Вот только я уже договорился с генуэзцами о продажи секрета, как сделал такое же предложение и франкам, зачем ждать новых атак и лазутчиков, не на острове же живем, а окруженные лесом и полями. Думал продать секрет и датчанам, вот только у них не было таких сумм, какие я хотел выручить за продажу эксклюзива, который сразу же потеряет в цене, как только станет доступным третьим лицам. Дешевить же было нельзя: был риск потерять лицо.
К моему удивлению, дотошный на информацию, Тимофей не знал, что за посольство и зачем оно едет в поместье, поэтому я только гадал. Пришел к выводу, что это все же венецианцы, которые узнали о продаже секрета зеркал и что они пролетают мимо такого, сулящего большие барыши, производства.
Уже ожидая гостей у крыльца, во всех церемониальных одеждах, вместе с рядом стоящей женой и подготовленным сбитнем, я еще больше себя убеждал в необходимости того, во что я хочу вложить огромные суммы денег.
Я позволил-таки себя убедить – создам первый на Руси, в традиционном для меня понимании, банк. И, в случае хорошего стечения обстоятельств и осуществления всех сделок, я заимею капитал в сорок пять тысяч гривен серебром. Тогда можно будет просто сидеть на тоннах серебра и расслабиться. Конечно, безделье – это путь «в никуда». Деньги должны работать. Так я себя убеждал, постоянно прогоняя мысль о том, что для сделки о продаже секрета, напротив, не нужно гласности. А именно эта финансовая операция и позволяла создать такой сумасшедший капитал.
- В двух верстах, - доложил конный, который был отправлен в сторону приближающегося посольства.
Через минут двадцать ожидания, я увидел грандиозное шествие. Такое посольство должно было быть при въезде во Владимир, но никак не в мое поместье. Разглядев же, кто все-таки едет, я захотел сбежать.
- Монголы, - прошипел я свозь зубы.
Большая делегация в человек тридцать в сопровождении не менее двух сотен воинов-монголов и сотни русичей огромным психологическим катком надвигалась на усадьбу. Появилось острое желание схватиться за оружие, заслонить Божану и сражаться. Чувство опасности, щедро сдабриваемое большим выделением адреналина в кровь, вопило о необходимости срочных действий. Но как я не прокручивал в голове возможные свои поступки и реакцию на них, не находил другого варианта, как просто стоять и встречать тех, кого здесь быть не должно.