- По здорову ли, боярин? – к Радиму, когда тот уже нацелился на дверь, подошел смутно знакомый ему человек.
Из всех собравшихся, этот был больше похож на прозорливого купца, чем на статного боярина. Мужчина не выделялся ни ростом, ни плечами, не был ни толстым, ни худым, явно не держал оружие в руках, но, он был здесь.
- Кто ты, боярин? – спросил Радим.
- Я боярин новгородский Семьюн и есть нужда нам поговорить. Я приду к тебе аще пятью людьми за утро, прощивай, боярин, - сказал непонятный человек, представившийся ногородцем Семьюном и, опережая Радима, поспешил на выход из дома, не забыв учтиво улыбнуться и склонить голову перед монгольским послом.
Глава 4. В больших играх – большие ставки
Я сидел за столом и ожидал. Чего я ждал? Сам не знаю. Ситуация была столь патовой, что уповать приходилось на надежду. Появление любого нового персонажа в этой непонятной игре могло изменить расклад сил. Мне же было достаточно того, чтобы определить в безопасное место своих семейных, ну и желательно прислугу. Жалко, конечно, десятка парней, блокированных во дворе, но они военные люди, сознательно выбрали профессию и имеют шанс умереть с честью. Я же был готов к безумному сопротивлению.
- Пошто смурной, боярин, вельми лепо привечаешь меня. Токмо где жена твоя? Она гожа для меня, - продолжал куражиться посол.
Поняв, что все слова, как и действия монгольского шакала направлены исключительно на то, чтобы вывести меня из себя, я просто сжал кулаки и зубы. Не проявлял никаких эмоций на показ, даже немного получилось успокоить и свой организм. Уже не тряслись руки, не выпрыгивало из груди сердце. Зачем сотрясать воздух? Нет, я не смирился, но и момент нужно было выбрать подходящий, момент для своей смерти.
Было ли тяжело? Очень, особенно, когда пошли прямые оскорбления Божаны. Поняв, что уже не задевают ни слова, ни действия, направленные в мою сторону, посол усилил внимание на жену и детей. И тут любая выдержка была готова дать сбой.
- Нечай, князю своему скажешь, что великий хан не станет воевать его земли, еже ли боярин Корней отдаст мне в наложницы жену свою, - после этих слов контролировать эмоции уже никак было невозможно.
Но это только внутри все вскипело, внешне же я ничем не показал, что взволнован. А волноваться было чему. Может ли великий князь жену какого-то там боярина, пусть и принесшего немало полезного для княжества, отдать на откуп монголам? Большая политика не рефлексирует по поводу судеб простых людей. Потребует великий князь от меня, чтобы я отдал Божану в наложницы, а что я? Что важнее будущее Руси или личное – Божана или Ярослав?
Да к черту такого Ярослава, который требует от своего верного боярина отдать самое ценное, что есть у него. Какое будущее у страны, если такие правители будут у власти, когда за то, чтобы не нападать, что очень сомнительное обещание, нужно было отдавать женщину в рабство и терпеть унижение.
- Ты, боярин не серчай, я тебе свою наложницу дам, добрая она, пригожа и статью и ликом, - сказал Юсуф и рассмеялся, тыча в меня своим указательным пальцем.
Тут я обратил внимание на маленький клочок бумаги, который валялся на столе. Вот в XXI веке такая картина с бумажкой вообще бы не вызвала интереса. Мало ли какой чек, или обертка. Но в этом времени? Как?
Улыбаясь в унисон послу, я левой рукой пододвинул бумагу и, как мне казалось, незаметно положил ее в карман.
- Треба выйти мне, - попросился я.
- Так, иди, сейчас вои проведут, - сказал Юсуф и показал трем воинам-монголам, что с начала этого самого странного в моей жизни застолья охраняли входные двери, чтобы те проследовали следом.
Выйдя, как бы в туалет, я нашел возможность прочитать бумажку, что опасался делать ранее, рядом с послом, и при странном поведении Нечая, тот просто молчал, а иногда намекал, что дразнить Юсуфа нельзя, ну и поддержку я от, как ранее считал, приятеля не получал.
- С семьей все в порядке, у меня, странное что-то твориться, буду уходить, Божану с детьми заберу. Долги всегда отдаю. Друг Ипатий, - прокрутил в голове я текст, который был написан на бумаге.
Теперь покуражимся!
Степенно и спокойно, с холодной улыбкой, которую можно было назвать «ухмылкой маньяка», я зашел в покои, где продолжали веселиться и куражится монгольские посланники и хмурым сидел Нечай, контролируя происходящее, но, все еще никак не реагируя на творящийся беспредел.