— А именно?
— Еще раз допросить Павельскую.
— Снова бередить рану, которая и так не заживает?
— Думаю, что превосходно зажила. Когда я допрашивал актрису по поводу этого фрукта, который таскал не только котлы, но и записки, она долго расспрашивала про мужа. Была очень обеспокоена его положением. О покойном даже не вспоминала. И неудивительно. С того дня прошло почти три месяца, а французская пословица гласит, что лишь старая любовь не ржавеет. Наша беседа актрисе особого удовольствия не доставит, но и старых ран не растревожит.
— А что вы хотите из нее вытянуть? Боюсь, что Павельская откажется дать показания. Так она заявила на последнем допросе. Адвокат Кравчик сообщил ей, что у нее есть такое право.
— На этот раз то, что она скажет, может сыграть решающую роль в изобличении убийцы и освобождении ее мужа. Я так ей представлю дело и надеюсь, что она согласится побеседовать.
— Вероятно, она все сказала на первых допросах. Сразу после преступления. Вот протоколы.
— Тогда ее никто не спрашивал, почему Заремба оказался в театре. А это обстоятельство теперь наиболее важно.
— Наверное, провожал любимую женщину.
— Быть может. Но надо проверить. Мы выясним, всегда ли он провожал Павельскую и наблюдал за ее игрой в день, когда Висняк заменял его в роли Ружье.
— Желаю успеха.
— Спасибо. Кроме того, надо допросить дежурного и, может быть, кое-кого из билетеров и рабочих сцены.
— А с какой целью?
— Надо установить, был ли один человек в этот день на спектакле. Особенно на втором акте. Нужно побывать в «Скорой помощи», заглянуть в книгу регистрации несчастных случаев и поговорить с врачами. Боюсь, впрочем, что этот след, как выражаются охотники, уже остыл. Работники «Скорой помощи» могут не помнить того, что случилось пару месяцев назад, но, если хоть чуточку повезет, мне удастся из них что-нибудь вытянуть. До сих пор счастье было не на нашей стороне, надеюсь, что теперь пойдет полоса удач.
— А все-таки показания Павельского…
— Не будем их переоценивать. В главном они ошибочны. Тем не менее помреж указал направление, в котором следует вести следствие, тропку, которой мы до сих пор не замечали. Только это важно.
— Выходит, спасибо помощнику режиссера?
— Без сомнения. Надо сказать, я всегда чувствовал к нему симпатию. Даже тогда, когда в моих глазах он был преступником. Я желал ему выйти из этого дела живым. Потому и уговаривал сознаться.
— Хорошо, что он вас не послушал.
— Если он невиновен, то правильно поступил. А если он убийца, чего нельзя исключить, потому что улики против него пока что не отпали, то сделал глупость. Но мне кажется, что через несколько дней я попрошу вас, пан прокурор, подписать ордер на арест.
— Убийцы Зарембы?
— Да.
— Вы что-то от меня скрываете.
— Может, и скрываю, — признался капитан. — У меня есть одна версия, но надо ее проверить.
— Кого вы подозреваете в преступлении?
— Не подозреваю. Точно знаю.
— Почему же молчите?..
— Нет, пан прокурор. Это же совершенно ясно. Убийца — тот человек, который прекрасно знал, что Заремба в тот роковой день будет играть.
«…это актриса весьма средняя. Еще молода. Не каждому дано блеснуть сразу по окончании института. Некоторые овладевают ремеслом только после нескольких лет практики. Всему в школе не научишь. Опыт приобретается на сцене, а не на студенческой скамье. В нашей профессии, как и во всякой другой, всегда больше ремесленников, чем подлинных художников. Пани Марысю Рего я бы отнес как раз к первой категории.
Вы спрашиваете, пан капитан, почему я дал ей главную роль в «Мари-Октябрь»? А что было делать? Из текста следует, что владелица дома моды — это молодая, очень красивая женщина. Этим двум требованиям Марыся, в общем, отвечает. У меня просто не было выбора. Барбара Павельская категорически отказалась играть дальше в этой пьесе. Я не мог ее принудить. После всего пережитого отказ ее вполне понятен. Убить человека, пусть даже неумышленно, — это большое нервное потрясение. А что ж говорить, если это был близкий человек, такой, как Заремба для жены помрежа. И так Басе понадобилась большая твердость духа, чтобы не кончить психиатрической больницей.
Пьеса шла с большим успехом. Следующая пьеса, которую мы репетировали, могла быть готова месяца через два, не раньше. И вдруг эта история. Выбыли два исполнителя: Заремба и Павельская. Может, я цинично рассуждаю, но для директора театр на первом плане. Надо было любой ценой и побыстрее заполнить брешь, чтобы показывать «Мари-Октябрь». С ролью Ружье хлопот не было: Висняк мог играть каждый день. Как и остальные занятые в пьесе актеры.