Недолго думая и не имея выбора, я велел Марысе как можно скорее выучить роль, и с трех репетиций мы снова запустили спектакль. Я рассчитывал, что публика, жаждущая сенсации, будет валом валить, чтобы посмотреть последнюю сцену, когда знаменитый киноактер был застрелен по ходу пьесы на глазах у зрителей.
Я надеялся, что эта первая волна, не столь настоящей публики, сколь обычных зевак, заполнит зал хотя бы на неделю. А за это время Марыся вживется в роль Мари-Октябрь.
Вы говорите, капитан, что с новыми исполнителями спектакль сошел с афиши после пятнадцати представлений? Это верно. Я сам его снял, чтобы вконец не подорвать репутацию «Колизея» и пьесы, которая и вправду неплоха. Я хочу возобновить ее под конец сезона или на следующий год.
Почему я ее снял? Выхода не было. К сожалению, главная роль выше актерских возможностей Марыси Рего. Добрых намерений было недостаточно. Может, если б ей дали роль с самого начала, если б она участвовала в репетициях, режиссер Летынский от нее чего-нибудь бы добился. А так, придя на готовое, она с треском провалилась. Сбивалась чуть ли не на каждом представлении. А трактовка образа Мари-Октябрь была у нее совершенно неверной. В пьесе это важная дама, владелица модного магазина, имеющая дело с богатой, аристократической клиентурой. А в исполнении Марыси Мари-Октябрь была чем-то средним между кухаркой и дамой полусвета. И ничего удивительного. До сих пор молодая актриса только такие роли и играла. Напрасно режиссер Летынский на себе волосы рвал. Он поправлял Марысю, давал всякого рода наставления, но все без толку. В довершение всего ее партнером был Висняк. Публика, настоящая театральная публика, сразу разобралась, в чем дело, и в зрительном зале появились плеши. Я решил не доводить дело до крайности. Если пьеса окончательно провалится, трудно будет ее возобновить.
Вы говорите, капитан, что Висняк — это прекрасный актер, который выступает и в кино, и в театре? Не знаю, откуда у вас такое мнение об этом дубе, который мнит себя актером. Я больше тридцати лет в театре. Прошел через все ступени, начиная с пресловутого «Графиня, лошади поданы», через крупные роли, через режиссуру и до директора театра. Даю вам честное слово, что вовек не встречал такого типа и, надеюсь, не встречу. Это нечто феноменальное: за несколько лет побывать в разных театрах и не получить никакого представления об актерской игре. Лошадь, да что говорить о лошади, к чему ее обижать, это умное животное, — самый глупый баран, и тот бы что-нибудь понял. А Висняк — ничего.
Зачем я его держу? Только до конца сезона, и ни днем дольше. Есть контракт, его надо соблюдать. Но на сцену я Висняка больше не пущу. Даже без слов, статистом. Наименьшее зло — платить ему зарплату и никому не показывать.
Принял я его не по своей воле. Я хорошо знал, что это за фрукт. Зигмунт был пугалом для всех театральных директоров. Если бы он был только скверным актером! Это б еще полбеды. Мужчине в театре дело всегда найдется. Бывает много незанятых ролей, на которые подойдет первый попавший статист. Но Зигмунт не только претендовал на главные роли, он еще устраивал склоки. Не скрою, я подозревал Зарембу, что он строит мне пакости и бегает в министерство жаловаться на собственного директора. Такое случается в каждой профессии. Почему не может происходить и в театре? Зарембу, как только он пришел в театр, я сразу взял в ежовые рукавицы. Я понимал, что или я буду в этом доме главный, или прославленная кинозвезда. Иначе нельзя. Между нами бывали стычки, и довольно резкие. Ни он не хотел уступить, ни я. Все-таки я его переломил. Заставил понять, что театр — это не кино и культа «звезд» здесь быть не может. Тогда я здорово влип с «Гасдрубалом». На Краковском Предместье репутация моя пошатнулась. В «Колизее» нашлись люди, которые ловко этим воспользовались. Сознаюсь, я был несправедлив к Зарембе и подозревал его во всяческих интригах. А на самом-то деле, как я узнал после смерти Мариана, все доносы писал Висняк.
Чего он хотел? Откуда мне знать? Это человек, недовольный жизнью. Он считает, что все вокруг враги. А первый из них — Мариан Заремба, который в кино забирает у него главные роли, а в театре сделал своим вечным дублером. В печати писали только о Зарембе, потому что про Висняка писать было, ей-богу, невозможно. А Зигмунт считал, что дураков-рецензентов попросту заворожило имя популярной знаменитости. А ведь если б не Заремба, Висняк и пяти минут бы не продержался ни в театре, ни в кино. Не знаю, что нашел покойный в Зигмунте, только всегда он ставил условие: подпишу контракт, если Висняк будет дублером или найдется для него какая-нибудь роль. Тащил и тащил своего друга, но это был сизифов труд.