Правда ли жизнь имеет такую ценность, о которой все говорят? И почему одни легко готовы с ней расстаться, а другие цепляются за соломинку, чтобы выжить? А может всё же есть карма, и у каждого свой отмеренный срок?
Видимо, нашей героине просто не время покинуть этот мир. Она медленными глотками пила горячий зелёный чай с жасмином, изредка убирая с лица непослушную волну рыжей пряди. Девушка начала успокаиваться, потому что дрожь прекратилась и чашка уже не тряслись, когда та держала её в руках. Её лицо было бледным, как полотно бумаги, и лишь огромные глазищи с длинными ресницами и пухлыми, малиного цвета губами, выделялись на фоне, как яркие пятна на картине, нарисованной художником — экспрессионистом.
Красивая девушка, стройная, с формами, наверное у неё куча поклонников? Ей ли грустить, ведь многие женщины мечтают быть похожими на неё. У такой, как Ангелина, точно не должно быть причин для столь неисправимого, глупого поступка. Чтобы шагнуть в вечность, нужны весомые причины.
— Если ты успокоилась, то может всё же расскажешь? — произнёс Роберт.
— Прости, но я не готова вот так просто всё рассказать человеку, которого едва знаю.
— На минуточку! Этот человек тебе недавно спас жизнь, и думаю заслуживает ответов на свои вопросы.
— Я даже не знаю, стоит ли мне тебя благодарить за такое. Ведь я не просила себя спасать.
— Мне не нужна твоя благодарность, нужна лишь уверенность, что ты больше так не поступишь никогда.
— Я уверяю, что осознала. Это было неправильно.
— Это успокаивает. Тогда скажи, чем я могу тебе помочь? Какие обстоятельства в твоей жизни? Я ничего не знаю о тебе.
— Спасибо, мне не нужна помощь, я привыкла справляться со всеми проблемами сама.
— Значит, проблемы есть точно. Может тебе нужны деньги? Или что ещё? Ты только скажи, что нужно.
— Я же ответила, что мне ничего не нужно.
— Тогда позволь я тебя провожу до дома, чтобы, не дай бог, чего не натворила ещё. Я прослежу за тем, чтобы вручить тебя родителям. Ведь тебе на вид не больше восемнадцати.
— Мне двадцать пять. И не надо меня провожать, уверяю, всё будет хорошо.
— Ну ладно, тогда я, с твоего позволения, ухожу. Я уже опоздал на работу.
— До свидания, прости, что так получилось. Из-за меня ты опоздал.
— Ничего страшного. Вот мой номер телефона, если что будет нужно, не стесняйся, звони. — Он небрежно кинул на стол визитку. На ней было написано: «Роберт Александрович».
Парень встал и пошёл к выходу. Ангелина проводила его взглядом: «Надо же, откуда он взялся? С неба что ли свалился? Таких не существует. По крайней мере, мне такие не встречались.
Высокий, жилистый, слегка смуглая кожа, карие, с тёплым блеском глаза, смотрящие, будто в самую глубину твоей души. Чёрные, словно смоляные волосы, слегка вьющиеся и не короткие, как у обычных мужчин. И одет он, как джентльмен. Серый мужской костюм, тёмно-зелёная рубашка с расстёгнутым воротничком, чёрное мужское пальто. А как от него пахло! М-м-м, просто сказка, а не парень!
Может он приснился? Да, это был сон. Кошмар, но с хорошим концом. Не иначе».
Ангелина взяла визитку, сунула в сумочку, и медленно поплелась к выходу. Она шла домой, туда, где её никто не ждал. Где вечная бытовуха, серость и мрак.
Она шла по давно знакомым местам. По дороге, которой ходила много лет. Изгибы которой знала, как свои пять пальцев. Сначала попадаются маленькие частные домики, старые, неухоженные, подворье которых ограждено деревянным, покосившимся частоколом. Вот у этого дома, с синей крышей, обязательно залает собака, охраняя свою территорию от проходящих мимо. Ещё немного пройти и будет слышен шум машин, значит уже близко федеральная трасса. Перебежишь через пешеходный переход, где вечно неработающий светофор мигает, как сумасшедший, — и ты на своём, родном районе. Одинокий фонарь, стоящий на бетонной ножке, мерцающий тусклым светом, будто подмигивает и зазывает домой. К подошве обуви прилипает грязь, смешанная с коричневыми, засохшими листьями. Хочется найти сухой асфальт, чтобы чуть её почистить, иначе невозможно идти дальше. Голые, без единого листочка, уснувшие до весны деревья, тоже не прибавляют яркости в этот скучный осенний день. И вот они, — дома, дома, дома.