В ту же секунду вновь послышался жуткий металлический скрежет. Подпрыгнув от неожиданности на месте, я развернулся к своему врагу, пожалев, что отвел от него взгляд хоть на одно мгновение. Но, как оказалось, это не было нападением.
Снова сдвинулись металлические панели и существо скрылось под ареной, так и не разделившись, на прощание одарив меня пристальным, запоминающим взглядом.
Я тоже тебя не забуду.
Мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы не поддаться желанию рвануть за ним следом. И только теперь я понял, что все действительно закончилось.
Скользнув взглядом по истоптанному, местами окровавленному песку арены, я на секунду задержался на неподвижном теле Джоя, которое показалось мне маленьким, жалким, как будто потускневшим. Проглотив внезапно появившийся в горле ком, я решительно шагнул в сторону Мариссы, не обращая никакого внимания на туземцев, молча наблюдавших за нами сверху.
— Как он?
— Я не знаю… — голос Мариссы, внезапно такой изломанный и слабый, поразил меня. Было видно, что девушка, выросшая в грязных трущобах, способная с равным успехом изобразить томную аристократку и вытащить кошелек у ничего не подозревающего ротозея, сейчас смертельно испугана.
— Микото, помогай! — нельзя было терять ни минуты.
Я повернулся к зрителям.
Не знаю, получили ли мы после этого сражения какой-то особый статус, но после просьбы, озвученной мной и переведенной Микото, рюкзаки Донни и Мариссы были принесены и молча сброшены в яму уже через пару минут.
Я не хотел тянуть время, копаясь в их содержимом в неровном свете факелов, окружающих арену, поэтому вытряхнул все прямо на песок, особо не церемонясь. Последней на груду вещей выпала искомая коробочка.
Не зная, как правильно использовать чудодейственное средство, я залил один флакончик полностью в полуоткрытый рот друга, другой — прямо через повязку плеснул на рану.
Прошло всего несколько секунд, и Донни захрипел, выгнулся дугой, перекатившись на бок, мучительно закашлял, судорожно хватая ртом воздух.
Схватив сотрясающегося в хриплом кашле друга за плечи, я поддерживал его до тех пор, пока он вновь не откинулся на колени Мариссы, задышав уже ровнее и спокойней, и, как будто даже немного порозовев лицом.
— Ke hōʻike nei ma! E ku ma ke alo o na keiki Tlaloc! — снова подал голос уже знакомый мне туземец.
— Что еще им от нас надо? — повернулся я к Микото.
— Говорит, что мы прошли испытание.
Я не успел ничего ответить мальчику до того, как мужчина снова начал что-то ему объяснять. На этот раз их диалог длился достаточно долго, Микото постоянно уточнял и переспрашивал.
Я успел дойти до тела Джоя, убедиться, что он действительно не подает признаков жизни и вернуться обратно с ним на руках.
— Господин, вам следует пойти за ними, — Микото закончил свои переговоры, и теперь обращался ко мне. — Вас отведут к богу, и уже он будет решать нашу судьбу.
— А вы? Погоди, что значит — меня отведут? Скажи ему, что без вас я никуда не пойду!
— Нет, господин. Вы пойдете один. Нас никто не тронет. Пока этого не решит сам Тлалок. Он, — мальчик кивнул на внимательно прислушивающегося к нашей беседе туземца, — обещал, что мы будем считаться вайтукку, пока сам Тлалок не определит нашу судьбу. До этого момента никто нас не обидит, они дадут нам еду и выделят дом. Но вы должны пойти с ними прямо сейчас, а за нас не волнуйтесь.
— А ты? Может, пойдешь со мной? Как я буду разговаривать с этим Тлалоком без тебя?
— Нет, господин. Вы должны идти один. А, если это настоящий бог, он поймет вас, а вы поймете его. Бог всегда говорит на правильном языке.
Обезоруженный таким аргументом, я растерянно взглянул на Мариссу. Она слабо улыбнулась мне и кивнула. Донни, все еще лежащий на земле с закрытыми глазами, теперь уже больше походил на спящего, нежели на умирающего.
— А если вы не пойдете, господин, они нас точно убьют.
Я скользнул взглядом по терпеливо ожидающим вайтукку и наткнулся на обжигающий ненавистью взгляд жреца. Стараясь думать лишь о том, что мне предстоит, я молча отвернулся от него и направился к храму.
Подъем оказался вовсе не таким легким, как показалось сначала. И, если в первые секунды после боя, мне придавал сил и задора кипевший в крови адреналин, то уже к середине пути я в полной мере прочувствовал и тяжесть тела Джоя, которого так и не выпустил из рук, и крутость каменного пандуса, который оказался полированным и до того скользким в промежутках между насечками, что казался смазанным маслом.