Посередине храма громоздятся поставленные один на другой каменные выступы. В каждом — массивная дверь, сделанная из ценных пород дерева и густо украшенная резьбой.
Основание храма составляют три створа, каждый из которых поддерживается четырьмя мощными колоннами. Верх его похож на гребень, усыпанный драгоценными камнями.
В индийских храмах всегда поражает обилие орнаментальной скульптуры, покрывающей, как правило, сплошь все наружные стены.
Здесь обычно воспроизводятся сцены и образы индийской мифологии и религии, а также эпизоды подлинной истории. Эти стилизованные и в то же время реалистичные изображения выполнены удивительно тонко, со вкусом и с большим чувством меры. — Меня очень огорчало, что я не могу прочесть эту каменную летопись, понятную до конца любому индийцу.
Осмотр храма занял гораздо больше времени, чем мы предполагали. Дальше нельзя было терять ни минуты, и мы отправляемся на окраину города, где недавно были-отмечены новые случаи малярии.
Четти — желанный гость во всех домах. В одном из них мы находим туберкулезную больную. Сна лежит в темной комнате на полу, подложив под голову подушку. Во мраке различаю несколько бронзовых статуэток божеств. Советую родителям открыть окна и почаще выносить больную-на веранду.
— Бесполезные советы, Талызин, — шепчет мне Четти. — Они считают, что туберкулез — дурная болезнь, которой боги карают провинившихся. Ее скрывают от окружающих, а богов задабривают — молитвами.
Небольшой городок Белур поражает убожеством хижин, крайней антисанитарией в кварталах бедноты. Но тут же расположен роскошный храм, славящийся своей архитектурой. Высокая башня входных ворот сплошь покрыта тонкой резьбой. Она же обрамляет часто повторяющееся здесь изображение богини любви, красоты и благосостояния Лакшми. Подставки под различными фигурами — тоже густая вязь кружев из белого мраморовидного известняка.
Между рядами скульптур деловито снуют живые обезьяны. Они бесцеремонно прыгают по статуям, взбираются на самый верх, оставляя на лицах богов зловонные следы своего пребывания.
Свежих случаев малярии мы не обнаруживаем. В одном из домов прихрамывающий мужчина жалуется на боли в костях и показывает язвы на голени. Перед нами очень запущенный случай фрамбезии, или явса (полипапиллома тропикум), — тяжелой и заразной болезни, встречающейся исключительно в тропиках. Хотя по природе своей это не венерическое заболевание, оно носит неприятное название «тропический сифилис». Возбудитель — спирохета пертенуис близок к бледной спирохете. Обычно фрамбезия поражает людей, живущих в плохих бытовых и санитарных условиях, чаще всего страдающих экземой детей до десяти лет. Спирохеты проникают в организм через трещины и ссадины на коже. Источник заразы — гной на отпавших корках язв больного. Инфекция передается и мухой гиппелатес. На ее хоботке и лапках спирохеты могут жить около семи часов, и если она сядет на кровоточащую трещину на коже ребенка или взрослого, заражение неминуемо. В этом месте или рядом появляются высыпи и папулы, похожие на спелые ягоды малины (отсюда и название болезни: французское фрамбуаз — «малина»), а после отеков, утолщения кожи — язвы с кровянистым отделяемым. Прогрессируя, фрамбезия вызывает страшные разрушения в организме — тело покрывается выпуклыми шелушащимися язвами, обнажаются кости голени; иногда проваливается нос и вытекает глаз.
На ранних стадиях, особенно в детском возрасте, заболевание может быть излечено одним-двумя вливаниями неосальварсана. В некоторых странах применение этого препарата позволило ликвидировать фрамбезию в короткий срок.
Да простит меня добрая богиня Лакшми, изображением которой только что любовался, если я сделаю чисто земной расчет, — курс вливаний неосальварсана стоит, вероятно, не более 25 рупий.
Крестьянские дети
Денег, затраченных на изготовление скульптур белурсжого храма, хватило бы на лечебные препараты для больных фрамбезией, оспой и проказой, вместе взятых, по всей Индии. Но храм — дело прошлого. Однако и теперь содержимое его кассы за год с лихвой покроет стоимость необходимых лекарств.
На нашей карте обозначено, что жителей селения Тип-пур необходимо проверить на малярию. Здесь, как и всюду» за нами ходит толпа ребятишек. Ощупываем их селезенке и убеждаемся, что они в пределах нормы.
У одного старика сильно увеличены лимфатические железы возле уха.
— Похоже на туляремию, — говорю я.
— В Индии ее нет, — улыбается Четти. — Тут что-то другое. Нужен лабораторный анализ крови. Возможно, это липома.
Он объясняет старику, что следует поехать в ближайший город к врачу. Больной пожимает плечами и смущенно улыбается. Четти сует ему деньги и долго внушает, что их надо потратить именно на лечение.
Мне показывают заболоченное место в низине, где раньше стояло много крестьянских домов и где свирепствовала малярия. Сейчас дома эти брошены, болота залиты нефтью, а село перенесено на более высокое место. Бригады маляриологов проводят лечение больных, систематически опрыскивают дома ДДТ. Малярия отступила, но другие болезни еще остались.
Мы обходим село, задерживаемся в домах, где есть больные. Четти, бывавший здесь не раз, знает их всех в лицо. Из походного чемоданчика он достает пакеты с лекарствами (таблетки, порошки и мази, полученные от ВОЗ) и раздает нуждающимся. Бесплатная помощь радует пациентов, и они сердечно благодарят своего доктора.
Среди жителей Типпура отыскиваем старых маляриков. Они очень довольны вниманием и еще более тем, что доктор привез гостя. Узнав, что я из Москвы, они почему-то отдают мне честь.
Прошу Четти перевести индийцам, что я приехал к ним от Министерства здравоохранения своей страны и Всемирной организации здравоохранения, призванной заботиться об их здоровье. Выслушав доктора, они жестами показывают на сердце и, сложив вместе ладони рук, прикладывают их к голове… Один из крестьян ведет меня к себе в дом и показывает самое ценное, что у него есть, — красивых, хотя и чересчур худых ребятишек. Глаза его горят счастьем и гордостью. К сожалению, больше ему нечем похвастаться, имущество его скудно, а жилище убого, хотя и опрятно.
Недалеко от села живут «неприкасаемые». Возле амбаров стоит тощий скот. Хозяин крытой соломой хижины встречает гостей на пороге, вопросительно смотрит на нас д довольно неохотно отвечает на приветствие. Заходим в дом и просим показать больных. Дети пугливо таращат глаза и жмутся к взрослым. Беру на руки карапуза и даю ему московский леденец. Мальчик показывает его родителям, те с интересом рассматривают и леденец и меня.
— Кто это? — спрашивает старик у Четти.
— Руси.
На суровых лицах появляются улыбки. Они жестами приглашают сесть.
Мне приходят на память поселки арабов в районе Амара, у реки Тигр. В 1944 г. там был установлен карантин из-за бубонной чумы. Иракские полицейские и английские солдаты неусыпно следили за тем, чтобы жители находились в строжайшей изоляции. Но тогда это длилось всего лишь месяц. Здесь же люди на протяжении веков жили в состоянии узаконенного карантина.
— Современная Индия, к счастью, борется с этим позорным явлением, — говорит Четти.
Мы прощаемся, пожимая тянущиеся к нам со всех сторон руки.
Следующий день начался неудачно. Возле небольшого городка непредвиденная остановка: лопнула шина, и мы вынуждены вернуться.
Вдоль улиц расположены бесчисленные лавочки, в которых торгуют овощами, фруктами, мануфактурой, кустарными изделиями из шелка, кожи и слоновой кости. В дешевых чайных, сидя на деревянных топчанах, посетители пьют чай, кофе, лимонад с кусочками льда.
Находим самый респектабельный в городе ресторан и заказываем обед. Мясо тут не подают из религиозных соображений, и все блюда вегетарианские. Мы едим рис с томатным соусом, лук, чилли, овощи («джинджер»), сильно сдобренные красным перцем. Затем нам приносят ароматный, слегка кисловатый фрукт гуайява, по виду напоминающий грушу. Он растет на вечнозеленом кустарнике из семейства миртовых. Заметив, с каким интересом я изучаю индийские блюда, Четти просит принести папайя — плод дынного дерева папайя вульгарис, похожий на наши чарджоуские дыни, но тяжелее их (вес достигает 7–8 килограммов).