Комаров мы не нашли, но наткнулись на лохматого, темно-бурого ядовитого паука из семейства птицеедов. Под лучом фонаря хорошо просматриваются два черных, загнутых книзу коготка — жвал, более сантиметра каждый; при укусе паук через них вводит под кожу яд. Быстрым движением хватаю его пинцетом, выношу на свет. Он бьется, пытаясь вырваться, и упирается всеми своими восьмью лапами. Погрузить его в стеклянную банку оказалось делом не простым. Лишь вата, смоченная в эфире, успокоила его навсегда.
Кое-где около домов помяты кусты и сломаны деревья. Поймав мой недоуменный взгляд, хозяин одного из них объяснил:
— Дикие слоны. Уже не первую ночь они приходят сюда. Чего мы только не делали, чтобы прогнать «налетчиков», — колотили палками в тазы, жгли факелы, кричали. Ушли. Теперь прячутся в соседнем лесу.
Он показал несколько мест, где можно встретить диких слонов, когда они ранним утром направляются на водопой. Увидев человека, они довольно проворно сворачивают с шоссе и скрываются в лесу.
На Цейлоне слоны исчезают. Варварская охота любителей экзотики сократила число их с нескольких тысяч до одной. Сюда входят и ручные слоны, трудом которых пользуется население.
Наш пациент, с португальской фамилией Перейра, рассказал нам, что заболел после того, как просидел три ночи в засаде: леопард повадился ходить к нему и таскать из хлева поросят. Чтобы покончить с вором, хозяин привязал к дереву, возле хлева теленка, а сам засел с ружьем на чердаке. Но осторожный хищник, вероятно, заподозрил что-то и больше не появлялся.
К дому иногда подходят маленькие, не больше зайца, козочки — мышиные оленята, на удивительно тонких ножках. Водятся здесь, по словам хозяина, и крокодилы-гавиалы. Он не раз видел их в траве недалеко от речки.
Я невольно поежился. Хороши соседи! Дикие слоны, леопарды, гавиалы.
Жена Перейры не соглашается отпустить нас, не накормив, и приглашает к столу. В помещении так темно, что я едва различаю, что стоит на нем. Нас угощают рисом, к которому подается мясо, тертый кокосовый орех, мякоть манго, томаты и красный перец, затем папайей и крепким чаем с цейлонским лимоном. По размеру он значительно уступает нашему (чуть больше грецкого ореха), но много ароматнее.
Хотя у хозяина и португальская фамилия, он происходит из семьи потомков самых древних обитателей острова — веддов. С нами обедает его тесть — сингал. Черные брови и усы не вяжутся с традиционной прической старика — большим пучком седых волос на затылке, удерживаемых полукруглым гребнем, — и юбкой. Разговорчивый и приветливый, он извлекает из сумки больше десятка вырезанных из дерева предметов. Тут были черные слоны величиной с кулак, кобра, обвившая ногу слона, из розового дерева, коровы из сандалового дерева. В шелковом мешочке старик хранит особо ценный товар — набор сапфиров, обычных темно-синих, а также белых и желтых, несколько лунных камней и поделок из них.
Старший сын Перейры, заметив мой интерес к растениям, повел меня в небольшой садик, отвоеванный у джунглей.
У крыльца зеленеет поросль мимозы. Я провожу по ветке рукой, и перистые листочки тотчас же, словно по команде, опускаются книзу. Рядом растут какие-то сучковатые деревца. Решаю сорвать листок, чтобы рассмотреть его поближе, и вдруг вижу, что одна из веток шевелится. Оказывается, это палочник — насекомое с прямым телом (примерно 18 сантиметров) и длинными, как будто сучковатыми, ножками. В застывшем положении оно становится совершенно незаметным даже для «бывалых» насекомоядных птиц.
На деревьях — птицы-носороги с продолговатым туловищем и длинной шеей. Их огромные желтые загибающиеся книзу клювы с рогом резко выделяются на фоне темной зелени. На ветках, словно воробьи или вороны, восседают древесные утки.
Крошечные птички нектарницы похожи на живые драгоценные камни! Зеленовато-бронзовые с красной шейкой, сине-желтые, они порхают возле цветов. Трепеща крылышками, подолгу застывают на одном месте, а потом засовывают длинный клюв внутрь, чтобы собрать нектар или насекомых. Они очень напоминают наших ночных бабочек бражников, появляющихся в садах после заката солнца.
— Однажды, — рассказал мне юноша, — на нектарницу напала какая-то большая птица. Что тут началось! Все нектарницы бросились на выручку, клевали дерзкого хищника в глаза, били крылышками и в конце концов заставили улететь ни с чем. Здесь много змей, но в сад они заползают редко, у нас живет мангуста, которая разделывается с ними сразу.
Я захожу в дом и прощаюсь с радушными хозяевами.
По дороге в далекое селение мы увидели слонов, грузивших огромные бревна. Почти голый цейлонец надевал на бревно цепь и вкладывал ее в рот слону. Тот хоботом брал цепь, легко поднимал бревно и заталкивал его в кузов грузовика. Поражала понятливость слона и исключительно аккуратная работа.
Его «собрат», должно быть, уже выполнивший дневную норму, купался в речке. Лежа на боку, он набирал хоботом воду и окатывал себя, как из шланга.
Я отыскал в видоискателе купальщика и щелкнул затвором фотоаппарата. Хозяин слона немедленно подскочил ко мне и, улыбаясь, протянул руку.
— Две рупии, — сказал он кратко.
— Но ведь фотографировал я не вас, — попробовал было возразить я.
— Все равно, слон мой, — он указал на металлический стерженек погонщика, — значит, и деньги мне.
Пришлось заплатить.
Духота и жара страшная, и мы решаем сделать остановку под густой тенью баньяна. Благословенное дерево! Располагаемся на ковриках и извлекаем из мешков кокосовые орехи. Одна за другой откуда-то появляются обезьяны. У самых крупных из них черные мордочки, окаймленные белыми «бакенбардами» и бородой. Над глазными впадинами — густые, ершиком, брови. Любопытство заставляет их приблизиться к нам почти вплотную. Очень интересно смотреть на то, как они поправляют пятерней волосы, чешут пальцами подбородок или сидят подбоченясь.
К самцу, поглощенному наблюдениями за нами, подошли две самки. Они что-то бормочут, трогают его за руку, явно требуя внимания. Рассерженный тем, что его отвлекают, он грозно прикрикнул на них и оскалил зубы. Но стоило мне взяться за фотоаппарат, как вся компания не» медленно разбежалась и с акробатической ловкостью взобралась на самую вершину баньяна. Видимо, любой предмет в руках человека ассоциируется у них с представлением об опасности.
На дальние водоемы пролетели белоснежные пеликаны. Выскочила и тут же скрылась ящерица игуана — живой музейный экспонат (этот вид пресмыкающихся сохранился с третичной эры). Здесь эта рептилия с роговым гребнем от головы до конца хвоста ни у кого не вызывает удивления. Цейлонцев поражает острота моей реакции на каждое новое тропическое животное или растение. Вероятно, обезьяны, нектарницы и игуана им кажутся такими же обычными, как нам зайцы, голуби или ужи.
— Ребятишки у нас тут играют с игуанами повсюду. Безобидная зверюшка. Кое-где их даже едят. Мясо по вкусу напоминает курятину, — заметил один из них.
На ночлег останавливаемся в маленьком пансионате, возле озера, и я ближе знакомлюсь со своими коллегами.
Доктора Лоулес и Адан уже равно работают на острове. Грек Лоулес отчаянно тоскует по далекой родине. Он считает, что природа там куда интереснее здешней. Узнав, что меня зовут Федор, он приходит в восторг от того, что я ношу греческое имя, и с еще большим пылом принимается рассказывать о прекрасной Греции.
От него не отстает филиппинец Адан. После его воспоминаний мне начинает казаться, что я, ни разу не бывавший в Маниле, смогу пройти по ней с закрытыми глазами.
— Но ведь общепризнано, что Цейлон — самое красивое место на земле, — возражает цейлонец Банопати. — Взгляните хотя бы на эту пальмиру. Как прям ее ствол, как роскошна крона. Еще чудесней талипоговая пальма. Каждый ее лист, широкий, словно веер, достигает пяти метров длины. В древности на них писали, как на папирусе. А бананы, манго, ананасы! Посмотрите на этих бабочек, птиц, цветы…
— Дорогие друзья, — перебиваю я их. — Для каждого из нас нет ничего дороже и прекраснее родины. Ваш остров, слов нет, великолепен, но побывайте зимой в Подмосковье! Полюбуйтель на лес, обсыпанный снегом, на березу весной! Погоняйтесь на лыжах за зайцами под Минусинском!