Выбрать главу

Не менее интересно устройство водопровода. Несколько водоемов соединялись между собой сетью подземных труб, по ним вода поднималась из основного водохранилища в королевский дворец на вершине холма.

Войска могольского императора Аурангзеба разрушили прекрасные дворцы Голконды и разграбили ее богатства. Время тоже не пощадило этот чудесный памятник, и лишь уцелевшие крепостные сооружения да остатки стенной лепки И колонн позволяют судить, как величественна и красива была прославленная поэтами, блестящая и таинственная Голконда.

Почти пробегаю по ее лабиринтам и, вздохнув, устремляюсь вниз, к такси. Бросаю прощальный взгляд и с досадой захлопываю дверцу.

В Бангалуре

До Бангалура почти 500 километров, самолет доставит нас в этот город солнца и зелени менее чем за два часа. Сверху хорошо видны белоснежные стены и башни нового дворца махараджи, аллеи парка Лала Баг и ботанического сада, множество мечетей и индуистских храмов. Сосед по креслу сообщил мне, что в одном из них находится знаменитая статуя богини красоты.

В толпе встречающих нахожу представителей ВОЗ — докторов А. Родда, Г. Четти и Раджа Рао.

Недолгий отдых в гостинице, и вот уже мы на машине мчимся в Майсур.

МАЙСУР

Дорога нелегкая — слева скалы, справа пропасть, на крутых подъемах машина дрожит от напряжения. Встречные машины, проезжая, почти касаются нашей. За рулем доктор Четти. Водитель он превосходный, и, хотя вести машину в таких условиях трудно, он умудряется рассказывать мне о местах, которые проезжаем, и обмениваться шутками с сидящим сзади Рао. Доктор пытается выяснить, что интересует меня более всего. А меня, естественно, интересует все. Вот показались странной формы деревья — я прошу остановить машину, появляется стадо обезьян — снова задержка.

— Вы это увидите еще много, много раз! — восклицает Четти, очевидно, потеряв терпение.

— Но не будет такого чудесного коридора, образуемого корявыми корнями и ветвями одного дерева.

Четти покорно тормозит, и я бегу снимать баньян, или фикус бенгалензис. Это одно из самых удивительных растений земного шара, и его, бесспорно, следовало бы отнести к чудесам света. Случайно занесенные птицами или ветром, семена баньяна быстро разрастаются, и молодая поросль постепенно оплетает всю крону «хозяина». Тонкие ветви, словно змеи, свисают гирляндами и образуют бесчисленные воздушные корни. Добираясь до почвы, они укрепляются в ней и со временем превращаются в толстые стволы иногда до 2 метров в диаметре. От них тянутся боковые ветви, хаотически переплетающиеся друг с другом. Иной раз трудно поверить, что вся эта корнестеблевая поросль — всего лишь одно дерево. Известны гиганты, крона которых закрывает площадь до 300 метров.

Под сенью баньяна ничего не растет, он ревниво хранит оккупированную территорию, жадно извлекая из почвы воду и питательные соки. Плоды дерева съедобны. На его ветвях обитает несметное число насекомых, и с их помощью молодые побеги баньяна выделяют натуральную смолу — шеллак, применяемый в лакокрасочной промышленности.

Длинный тенистый тоннель, по которому мы едем теперь, образован ветвями разных деревьев. Их густые вершины прочно сцепились, заслонив дорогу от палящих лучей. Тут прохладно, и потому коридор облюбовали обезьяны. Макаки едва видны среди листвы: зеленовато-желтая шерсть делает их незаметными. Длина тела животного — около 65 сантиметров, хвоста — 25 сантиметров. На красноватом «лице» поблескивают довольно смышленые карие глаза.

Обезьяна — священное животное

Мы тормозим и громко сигналим, надеясь, что обезьяны разбегутся и дадут проехать. Но в каждом стаде отыскивается несколько храбрецов, которые сидят на дороге или чуть пятятся назад, согласовывая свое отступление с движением машины.

— Вот где запасы прекрасных подопытных животных! — восклицаю я с завистью.

— Э, нет, — возражает Четти, — в Индии это сложно: трогать животных ни в коем случае нельзя. Заберется в дом обезьяна — к счастью, заползет кобра — к добру. Хозяин отнесет ее подальше в поле, положит в траву и покорно попросит захаживать еще и еще раз. А будешь с ней непочтителен, пожалуй, еще отомстит, накличет болезнь.

Кобра — всесильное божество. У нас существует праздник «нага панчами» («пятого дня»), посвященный кобре. В дни праздника население выставляет возле домов блюдца с молоком и корзинки с фруктами для змей, хотя известно, что змеи ими не питаются; в лес в это время ходить запрещается, дабы не потревожить покой кобры.

— Вы, европейцы, не можете представить себе, как сильны предрассудки в нашей стране.

— Да и в России до революции их было немало! В первые годы Советской власти тоже приходилось воевать с ними, особенно в Средней Азии и в глухих сибирских деревнях. А посмотрели бы вы на эти места сейчас! Я уверен, что многое изменится, если Индия станет страной сплошной грамотности.

— Нам нужны доступные для всех рабфаки, вечерние школы. Боюсь, правда, что и это не даст таких уж быстрых и ощутимых результатов: ведь в основе всего лежит глубокая убежденность каждого индийца, что всякая жизнь священна.

— Но почему же свою жизнь он не считает столь же священной, как, например, жизнь кобры? Ведь ее укус грозит ему смертью, и было бы логично, если бы, защищая себя, он убил ее?

— А кто знает, чья душа переселилась в тело этой змеи, — мечтательно произносит Четти.

— Но сами-то вы убили хоть одну змею? Или вы тоже верите в переселение душ?

— Перестаньте волноваться, дорогой доктор, — трогает меня за руку Четти. — Мой народ слишком часто встречал змей, шакалов и тигров в образе людей, чтобы не поверить в то, что и люди могут скрываться в облике зверей. Только звери куда безобиднее.

Дорога ведет нас все дальше на юг. Кажется странным отсутствие машин и пешеходов, но часто встречаются упряжки быков. Неожиданно появляются два слона. Они черны, как сажа. К их спинам прикручен несложный скарб; переселенцы — мужчины, женщины, дети — идут рядом.

Еще издали замечаю вокруг глаз, ушей и у основания хобота слонов розовые пятна с черными крапинами. Зная, как любят индийцы украшать животных, я сначала принял эти пятна за декоративную раскраску, но, когда слоны поровнялись с нами, стало видно — это следы тяжелой работы. Позже я не раз замечал их у слонов в тех местах головы, которые чаще всего соприкасались с бревнами, камнями и цепями.

Из-за поворота показался Майсур. Он широко раскинулся на плоскогорье Декана, приподнятого в Западных Гатах почти до 2 тысяч метров над уровнем океана.

Очень жарко, а тут еще ветер бесчинствует и гонит навстречу нам горячие струи воздуха. Над городом висит знойное марево.

Климат здесь тропический, муссонный, среднемесячная температура в мае +32 градуса. За год в штате выпадает до 1500 миллиметров осадков, 80 процентов которых приходится на сезон дождей — май — октябрь.

Майсур заставляет влюбиться в себя сразу и навсегда. Красота его тенистых широких улиц, парков, окрашенных в нежные, пастельные тона, домов, заросших диким виноградом, густая зелень приусадебных садов и клумб с удивительно яркими цветами поражают. Кажется, что ты попал не в город, а в огромный — парк. Ни потоки машин, ни кварталы современных зданий с огромными витринами, ни рекламы не в силах нарушить это очарование.

Город очень богат памятниками. Дворец бывшего махараджи — еще одно свидетельство блестящих творческих возможностей индийского народа. Создание его относится к периоду существования самостоятельного государства Майсур, крупнейшего на юге Индии.