— Может быть, объяснение надо искать в том, что подошвы ног влажны от пота и влага, испаряясь, образует нечто вроде защитной оболочки вокруг ступни. Суют же мокрую руку в огонь.
— Да, на какие-то доли секунды, здесь же это продолжается две-три минуты.
— Не мажут ли они ступни жароустойчивой мазью, состав которой неизвестен?
— По-моему ничего сверхъестественного, — вмешивается в разговор Рао. — За несколько дней до испытания все участники его подолгу вымачивают стопы ног в морской воде, настоенной на специальных травах, кожа дубеет, становится грубой, морщинистой. Разумеется, большую роль играет и психологический фактор.
— Нет, тут что-то другое, — сомневается Четти. — Я сам видел, как охотники повторить эксперимент выходили прямо из толпы и тоже не получали ожогов. А знаете вы что-нибудь об учении йогов?
— К сожалению, очень мало, — признаюсь я. — Читал, что оно существует с глубокой древности, что среди его приверженцев и проповедников было много философов, просветителей и даже врачей. Однако те йоги, которых мне довелось встретить на улицах Дели да и здесь в Майсуре, не похожи ни на философов, ни на ученых. Они скорее напоминают нищих и бродяг по призванию, зарабатывающих. на хлеб насущный либо демонстрацией физических уродств, либо откровенным шарлатанством. У нас в свое время было много таких «йогов» на церковных папертях. Наверно, я слишком резок в своих оценках, но они сложились на основании того, что я видел. В Москве в последние годы многие заинтересовались гимнастикой йогов, особенно дыхательной. Впрочем увлечение это постепенно прошло. Видимо, занятие обычным спортом дает результаты не хуже. К упражнениям йогов надо привыкать смолоду. Стояние на голове без привычки и соответствующей тренировки нередко приводит к кровоизлиянию и даже смерти.
Вероятно, я все-таки плохо знаком с вопросом, ведь широко известно, что йоги могут творить чудеса в буквальном смысле слова.
Йог — человек «без костей»
Мои спутники, как выясняется, настроены тоже довольно скептически, хотя о чудесах говорят весьма охотно. Вот, например, что рассказал один из лаборантов.
— В Мадрасе, на берегу Бенгальского залива, уже немолодой йог и его помощник-мальчик вырыли в песке глубокую яму и обложили ее камнями. Старик лег в нее, а мальчик засыпал яму песком. Вокруг собралась большая толпа туристов. Ровно час — все следили по часам — йог оставался в «могиле», потом мальчик разрыл песок и помог встать живому «покойнику». В чашку со всех сторон посыпались монеты. Зрители не скрывали своего изумления. Однако, немного опомнившись, стали восстанавливать подробности: во всем этом было что-то сомнительное. Прежде всего мужчина сам рыл яму (мальчик только относил песок), сам обкладывал ее крупными камнями. В «могилу» он взял бутылку с водой и полотенце, и, когда ложился на дно, рука с зажатой в ней бутылкой находилась около лица. Голову и руку сам накрыл полотенцем. Может быть, он быстрым движением вытаскивал из бутылки пробку, выливал воду, приставлял к заранее сделанному между камнями отверстию горлышко бутылки, а ртом прижимался ко дну ее, в котором была вторая пробка, тоже вытащенная им. Воздух через щели между камнями проникал в бутылку в количестве, достаточном для дыхания. Возможно, фокус заключался в чем-то ином, чего мы не сумели разгадать.
Рассказывали и о другом чуде — человек ложился на доску, утыканную сотней гвоздей острием кверху. Кто знает, может, это простой закон физики — множество точек приложения. Но, конечно, без привычки проспать ночь на такой постели трудновато.
— Вот чему я сам был свидетелем и могу поклясться, что так оно и происходило, — послышался голос из глубины машины, где сидел второй лаборант. — Факир саблей отрезал себе голову и, хотя из шеи у него хлестала кровь, сам относил ее на стол. Голова открывала и закрывала глаза, улыбалась, говорила. Затем он приставлял ее к шее, и она мгновенно прирастала.
— Тут, — решил Четти, — массовый гипноз. Ведь проделывает же факир такой фокус: ставит вертикально веревку, поднимается по ней метра на два и спускается вниз. Между прочим, он в этот момент следит за тем, чтобы состав зрителей не менялся, чтобы присутствовали только те, кому он нарисовал в деталях предстоящее зрелище. Толпа стоит, задрав головы, и ахает от изумления, а факир преспокойно сидит на циновке и рассказывает окружающим, что они должны увидеть.
Разговор неожиданно прерывается; мы въезжаем в рощу манговых деревьев.
— А вот это, бесспорно, чудо — чудо, сотворенное природой, — восклицает Нагарамнана. — Посмотрите, какая прелесть.
Огромные густые шапки ланцетовидных чуть синеватых листьев прячут в своих ветвях желтовато-зеленые, золотистые плоды. Сочетание красок совершенно необычно, и вся картина оставляет впечатление чего-то неповторимо прекрасного.
— Плоды манго по форме напоминают не то грушу, не то маленькую уродливую дыньку, а по вкусу — абрикос с хреном и чуть пахнут скипидаром, — шутит Нагарамнана. — Я читала, что когда-то на островах Индонезии, а может быть, в Бирме, между отдельными племенами велись кровопролитные войны за право обладать урожаем манго. Это не только вкусный плод, но, по-видимому, и великолепный стимулятор бодрости и долголетия, чем схож с женьшенем.
Я собрался было купить у мальчишки несколько плодов, чтобы съесть их вечером, но Нагарамнана предупредила меня, что через час они развалятся.
— Лучше возьмите вот это, — говорит она, передавая мне сорванный тут же коричневый огурец, внутри которого скрыты бобовидные семена какао.
Огромные яркие бабочки дополняют неправдоподобие манговой рощи. К сожалению, они почти недосягаемы, так как держатся на высоте пяти-восьми метров. Они летят, как птицы, прямо и быстро, иногда опускаются ниже и с силой ударяются о ветровое стекло. Я высовываюсь из машины, всматриваясь, не упала ли покалеченная красавица на асфальт, но Четти ведет машину на огромной скорости.
Мы забираемся в самую гущу джунглей, и в этот момент на дорогу выбегает несколько крестьян в тюрбанах и белых юбочках. Они машут руками, прося остановить машину.
Через шоссе только что прошло стадо диких слонов. Решаем их догнать и бежим вместе с крестьянами по узкой тропинке. Слонов не видно, но МЫ натыкаемся на оторопевшего от испуга кролика.
Непонятно, как и для чего в моих руках оказалась палка. Вероятно, вся моя воинственность моментально исчезла бы, будь поблизости хоть один слон.
— Тут полно змей, — предупреждает Четти, едва переводя дух. — Особенно страшна черношеяя кобра, она не только кусается, но еще и плюется. Выдыхаемый ею воздух, насыщенный капельками яда, стекающими из каналов зубов, вырывается из ее пасти с большой силой и настигает жертву на расстоянии полутора — трех метров. При этом кобра с поразительной меткостью направляет смертоносную струю в самое уязвимое место — прямо в глаза. Чтобы попасть в глаза человека, она поднимает переднюю треть тела, откидывает голову назад и выпускает, словно из шприца, две тонкие струйки яда. Попадая на слизистую оболочку, яд быстро всасывается и причиняет страшную боль. Если не принять немедленных мер, может наступить слепота. Укус этой змеи тоже опасен — вызывает тяжелый паралич и смерть.
Четти и не представляет себе, как заинтересовал меня его рассказ, и, когда мы снова едем, я не свожу глаз с обочин шоссе: мне чудится черношеяя кобра, и я в любую минуту готов схватить его за плечо.
Но вот остановка: перегрелся мотор. Мы выходим поразмяться.
Джунгли похожи на театральные декорации, тут растут пальмы, бамбук, колючий кустарник. С толстых стволов хлебного дерева свисают гигантские гроздья огромных плодов. У его подножия виднеются лиловые колокольчики. Между деревьями мелькают макаки-лапундры. Обезьяны при моем приближении мгновенно исчезают, проворно карабкаются к самым вершинам. Спрятавшись в зелени, они с любопытством наблюдают, как я ворочаю камни, отыскивая под ними змей. Змей не было, но зато во множестве попадались жуки и термиты! Часто из-под камней и пней выскакивали юркие ящерицы. Я забыл о времени, и только нетерпеливый окрик с шоссе заставил меня вернуться.