Со стороны дома раздался зов Нины:
– Александр! Где же вы запропастились? Кофе стынет!
– Я здесь, в саду.
Маньковский хотел было поддержать надежды художника дружеским пожатием руки. Но тот уже исчез так же неожиданно и беззвучно, как и появился.
6.
Дни, последовавшие за тем памятным полуночным застольем, были до краев заполнены службой. Кривая преступности падала медленно. Людей не хватало, зато заявлений от населения и подзатыльников от вышестоящего начальства – хоть отбавляй. Маньковский чаще ночевал в горотделе, чем в гостинице. Зубной порошок, мыло, бритва и полотенце – вечные спутники холостяцкой жизни – постоянно лежали в шкафу, а у дежурного всегда стоял наготове кипяток. И все же в суете служебной не забыл Александр Иосифович о странном художнике. По горячим следам отправил служебный запрос относительно Перловского в Симферополь. Попросил коллег внимательно разобраться.
И вот – пришел ответ из Симферополя.
В нем сообщалось, что художник Перловский действительно был задержан по подозрению в связях с фашистами. Проверкой, однако, установлена несостоятельность обвинения. Более того, подтверждался арест Степана Яковлевича гестаповцами. И то, что он подвергался пыткам, и то, что покушался на самоубийство.
Маньковский откинулся на спину стула. Он был ошеломлен: как же так, давно доказана непричастность человека к связям с оккупантами, а он находится в положении домашнего ареста, подневольного работника. Удивительно! Но еще более поразился майор, когда дочитал письмо. В нем черным по белому указывалось, что все, о чем сообщалось начальнику милиции, давно известно… начальнику Ялтинского ОНКГБ. Вот такой фокус.
Первым порывом Маньковского было немедленно связаться с Сатовым. И он уже начал набирать номер его телефона, когда дверь кабинета отворилась, и в ее проеме показалась фигура милицейского старшины. В присутствии постороннего вести конфиденциальный разговор с начальником службы госбезопасности представлялось Александру Иосифовичу, по крайней мере, неуместным. И он с явным оттенком нетерпения сказал вошедшему:
– Слушаю вас, Акимов.
Старый служака нервно одергивал гимнастерку и переминался с ноги на ногу, явно не зная, с чего бы начать свой доклад начальнику: уж больно щекотливым ему казалось дело, с которым он пришел. Видя замешательство подчиненного, майор подбодрил:
– Да ты проходи к столу и выкладывай, с чем пришел. Провинился, что ли?
– Никак нет, – встрепенулся старшина. – Когда от вас, товарищ майор, поступил сигнал о непорядке на пляже, товарищ Петухов, то есть дежурный, дал мне команду пойти и выяснить, что к чему. Я, знамо дело, поспешил на бережок. Да и как не спешить, коли сама жена подполковника Сатова подверглась, так сказать, оскорблению… – Старшина откашлялся.
Маньковский перебил Акимова:
– А короче нельзя? Кто звонил и почему, я знаю. Меня интересует, что произошло на пляже и какие меры вы приняли, прибыв туда. Задержали хулиганов?
– Так ведь никаких хулиганов не было.
– То есть? – удивился майор. – Выходит, напрасно звонила Сатова?
– И да, и нет, – уклончиво ответил опытный милиционер.
– Не понимаю.
– Это потому как вы, товарищ майор, там, на месте, не были. Обиделась гражданка Сатова, это точно. Только обиду нанес ей мальчонка лет тринадцати. Знамо дело, баловался на бережку, ну, случайно и обсыпал песочком…
– И все?
– Все. Люди, те, что на пляжу загорали, говорят: никаких иных хулиганов не было и мата никто не слыхал… – Старшина снова вытер лоб.
– Какие все же меры вы приняли?
– Хотел было пацану уши надрать, да вовремя одумался – наказать вы за это можете…
– Правильно одумался. И что же сделал?
– Мораль прочел и хотел было отпустить, но здесь и произошла закавыка… Сатова накричала на меня, мол, службы не знаю, а эту дрянь, пацана то есть, наказать следует и побежала к телефону. А через пять минут подруливает машина из госбезопасности. Дюжие ребята пацана подхватили под мышки и – в кузов. Сатова в кабину уселась и…
– Увезли мальчишку? – с нескрываемым удивлением произнес майор.
– Точно. Как арестанта…
… Постовой у здания ОНКГБ, внимательно ознакомившись с удостоверением майора, отдал честь и сказал, что он должен позвонить в приемную начальника. Маньковский присел на стул, так как знал: процедура «допуска к руководству» в этом учреждении иногда затягивалась недолго. Но, к его удивлению, уже через пару минут постовой получил указание пропустить начальника милиции. Ещё большей неожиданностью оказалось то, что Сатов встретил майора в приемной с широко раскрытыми объятиями и со словами «Знаю, знаю, с чем пришел» пригласил в кабинет. Едва они расположились в креслах, стоящих по обе стороны приставного столика, как подполковник с видимой досадой произнес:
– И дался тебе этот Перловский…
– Да я, собственно… – начал было Маньковский, но Сатов перебил.
– Все знаю, сам понимаешь, служба такая. Сообщили мне, что интересовался ты этим незадачливым художником. И как это удалось тебе с ним контакт найти, ума не приложу. Школа сказывается. Чудаковатый человек этот художник. Где же ты, право, с ним встретился?.. Ладно, ладно, можешь не говорить. Секрет фирмы! Но от нас, как видишь, секретов нет. Да, я знал, что прямых указаний на связи Перловского с СД нет. Однако остались кое-какие сомнения, и в оперативных целях пришлось подержать художника возле себя. Ведь не в тюрьме же мы его держали! – Сатов усмехнулся. – Даже дали ему возможность заниматься своим ремеслом.
– У тебя в особняке?
– А чем плохо? При нашем-то продовольственном положении… Не поверишь, но он килограммов на пять поправился. Отпустил я твоего Перловского, ещё вчера вечером. Забудем о нем…
– Да я, собственно, по другому делу, – сказал наконец Манькоаский.
– Разве не художник тебя интересует? – насторожился подполковник.
– Происшествие на пляже.
– Тьфу ты! – с досадой произнес хозяин кабинета. – Я думал, что ты человек серьезный, а тут с пустяками лезешь.
– Какие уж пустяки, когда дело касается человека, тем более подростка. Скажи лучше: на каком основании задержали мальчугана твои люди.
– А что прикажешь делать, если твоя, – Сатов сделал ударение на последнем слове, – милиция мух ловит и потакает хулиганам?
– Мальчик случайно обсыпал песком твою уважаемую супругу…
– С таких случайностей и начинается хулиганство, товарищ майор милиции.
– Брось, Сатов, ты все прекрасно понимаешь. Просто амбиции взыграли – как же, жену побеспокоили! А что парнишку из-за пустяка в камеру посадили, тебя не волнует. Тюремная камера – не ремень, она не на заднем месте след оставляет, а в душе…
– Опять философствуешь. А дело-то выеденного яйца не стоит. Проучить надо озорника, чтобы ему и дружкам его неповадно было…
– И все же я требую, чтобы мальчика немедленно освободили, – спокойно и твердо произнес Маньковский. – Поддержание порядка в городе – задача милиции. И прошу не вмешиваться в её функции.
– Не вмешиваться? – блуждающая до этого на лице Сатова улыбка исчезла. Его взгляд стал колючим, злым. – А что же ты лезешь в чужие дела? Кто тебя уполномочил и кто дал право? Или ты забыл, чем занимаются органы государственной безопасности и как укорачиваются слишком длинные носы? Может быть, и тридцать седьмой год из памяти выветрился?