Поворачивать колесо в направлении часовой стрелки стоило сначала больших усилий, но потом оно пошло свободнее, и дверь распахнулась. Теперь предстояло сделать самое трудное.
Вцепившись обеими руками в колесо уже открытой настежь двери, я распрямил ноги, и тело мое, тяжело соскользнув вниз, стало раскачиваться, как маятник на ходившем туда и обратно колесе. Остановить эту качку мне удалось лишь через некоторое время.
Подтянувшись, я сумел перекинуться на противоположную сторону массивной двери и ухватиться за такое же колесо, расположенное с внутренней стороны. Только после этого я смог перебраться в шахту. Проведя этот сногсшибательный акробатический трюк, я остался цел, потеряв разве что желание и дальше оправдывать свое прозвище безумными полетами. [7]
Я оказался в туннеле, где лампы то загорались вполнакала, то гасли, бледно мерцая, как зазывная реклама ночного клуба. Проход был достаточно просторным, чтобы идти не сгибаясь, в полный рост.
Метров через пять туннель предстал одним из самых загадочных архитектурных сооружений, которые мне доводилось здесь видеть. Несмотря на паршивое освещение, удалось внимательно разглядеть его стены - гладкие и серые, с подозрительно грубо обработанной поверхностью, как будто их вырубали в скальной породе волшебным топором.
Большие прямоугольные изображения, видневшиеся на них, вызвали ассоциации с гигантским кладбищем. Но самым сильным ощущением, которое навевал узкий коридор, был образ седой древности, где царили неистребимые силы всепобеждающего зла. Странное это было чувство - одновременно и чуждое, и знакомое. Будто я оказался пленником первозданного вселенского лабиринта и остаток жизни должен провести в поисках выхода из подстерегающих повсюду тупиков.
Будь оно трижды проклято, мое неуемное, неистовое воображение! Лучше бы заняться воспоминаниями - это, по крайней мере, давало хоть какую-то соломинку, за которую можно было уцепиться. Связь с прошлым - самыми яркими эпизодами моей жизни - придавала сил в безысходном кошмаре настоящего.
В этот самый момент я увидел старину Гофорта, нашего бравого старика-сержанта, который шел по коридору мне навстречу. В мерцающих бликах неясного света трудно было определить, какого оттенка его кожа; но походка - легкая и целеустремленная, вселяла надежду на то, что его не сумели превратить в зомби.
Да, это был Гофорт, причем живой!
- Друг! - закричал я от переполнившей меня радости. Наконец-то я нашел в этом беспросветном мраке еще одну живую душу!
Сержант ничего не ответил, что должно было меня насторожить!
Гофорт поднял свою старую винтовку модели 30-99 и навел ее мне прямо на грудь. К счастью, я успел свалиться на пол в тот самый момент, когда пуля просвистела над головой.
- Чтоб тебя приподняло и прихлопнуло! - крикнул я в сердцах; меня душила ярость оттого, что теперь против меня выставили усовершенствованную модель зомби. Не оставалось больше никаких сомнений в том, что человеком Гофорт быть перестал.
Этот новый персонаж показался мне еще более нелепым и несправедливым, чем сумасшедший коричневый монстр с шипами и рогами. Теперь, правда, я точно знал, как следует поступать с зомби - никаких правил в играх с ними не было и быть не могло!
Эй, Гофорт, подожди, опомнись, ты же всегда был нормальным малым!
Сержант двигался прямо на меня, не виляя из стороны в сторону, не пригибаясь и не пытаясь защититься, чтобы стать менее уязвимой мишенью. Тем самым он оказал мне своего рода последнюю любезность. Но перезарядил Гофорт свою снайперскую винтовку с единственной целью: всадить мне в башку такой заряд, чтоб мозги по стенке размазались.
Я, конечно, не стал дожидаться, когда он приведет свое намерение в исполнение - у меня были другие планы.
При жизни сержант был отменным стрелком - что и говорить. Да и после смерти стрелял лучше всех зомби вместе взятых. А еще он моргал.
Я катался по полу до тех пор, пока он не приблизился метров на десять, и тогда, подняв ружье и прицелившись, спустил курок.
От этого выстрела останки бедняги зомби облепили стены коридора, да так, что хоть ножом соскребай. Да, шарахнул я по нему просто артистически. Что-то попало мне в глаз. Я принялся моргать, однако соринка продолжала беспокоить.
Тут до моего слуха донесся странный, неестественный смех, скорее похожий на безумное, сухое кудахтанье.
- Заткнись! - крикнул я психованному балагуру, вытирая щеки.
Нелепый смех стих, и до меня дошло, что радостное кудахтанье издавал уже почти съехавший с катушек бедолага по прозвищу Флай.
Ничего обнадеживающего. Мне любым путем надо было восстановить контроль над собственной психикой. Пробежавшая в голове таблица умножения помогла мне немного остыть, пока я обшаривал зомби в поисках боеприпасов. Дыхание замедлилось до разумных пределов, сердце, готовое до этого выпрыгнуть из груди, стучало в нормальном ритме.
Я и впрямь успокоился, так что даже глазом не моргнул, когда над головой с жужжанием проплыл металлический череп.
Неужели воображение мое разыгралось не на шутку. Даже когда я был ребенком, галлюцинации меня не посещали, а в нынешней нелепой ситуации и вовсе глупо было насылать на меня этот огромный белый череп, видимо, очень куда-то торопившийся (наверное, в магазин, где продавали демонические головы). Поэтому я решил договориться с собственным воображением: если оно не будет больше посылать мне эти раскрашенные воздушные шарики, я дам ему возможность время от времени прерывать нить моих воспоминаний. Игру всегда надо вести по-честному.
Я как сумасшедший помчался по коридору, пару раз споткнулся, но, видно, летун почел за лучшее от меня отвязаться.
В большой, просторной комнате я ощутил приступ клаустрофобии. Может быть, звучит это и по-дурацки, но поглядели бы вы сами на это веселенькое местечко. Невероятно высокий потолок с арочными сводами, поддерживаемыми причудливыми колоннами, которые были бы вполне уместны в каком-нибудь древнем индийском дворце, меня особенно не волновал. Гораздо больше беспокоило то обстоятельство, что в огромном помещении полным полно емкостей с ядовитой зеленой жижей, с которой, как мне казалось, я уже распрощался.