Обсуждались два основных варианта. Первый основывался на ударе по двум сходящимся направлениям с целью окружения 9-й и 3-й американских армий. В случае успеха этой операции мы овладевали необходимыми для успешной обороны участками местности, где ранее уже доставляли союзникам немалую головную боль.
Второй вариант, который и был впоследствии осуществлен, получил кодовое наименование «Стража на Рейне». Само по себе название уже вводило в заблуждение противника в случае перехвата им наших радиосообщений.
«Стража на Рейне» включала в себя молниеносный маневр в Арденнах с намерением рассечь надвое силы союзников как раз на стыке участков, где действовали силы американцев и англичан, а уже после этого наступать на Антверпен.
Наша боевая задача заключалась в оказании поддержки 5-й танковой армии на участке вдоль направления главного удара. 6-я танковая армия СС наступала с севера, а 7-я наносила удар с южного направления. Нашей главной целью было овладение Брюсселем.
12 декабря 1944 года численность моего саперного взвода была восстановлена — теперь в нем было 8 бойцов, не считая меня: Фриц Крендл, Юрген Бом, Ганс Зайлер, Франц Фидлер, Конрад Хеллер, Гильберт Шпенглер, Роланд Видман и Эмиль Райе. Однажды нас усадили на грузовик «Опель Блиц» и доставили куда-то в глубь Арденнского леса для обустройства поста радиоперехвата сообщений противника непосредственно перед началом нашей наступательной операции.
Никому из нас не было известно, куда именно нас доставили, кроме того, что мы где-то в Арденнах на территории Бельгии. На месте назначения нас дожидался унтершарфюрер. После отбытия грузовика он осмотрел прилегающий участок леса. Говорил он с нами вполголоса.
— Проверьте, чтобы при ходьбе ничего не брякало. И вообще, старайтесь не орать и передвигаться без лишнего шума. А теперь за мной.
Мы двинулись за ним по снегу. Стоял туман. Пройдя несколько десятков метров, мы внезапно остановились. Унтершарфюрер, без слов показав на землянку, кивком головы велел следовать за ним. Миновав бревенчатую дверь, мы оказались в подземном помещении тоже с бревенчатыми стенами и потолком, обшитым досками от ящиков. Там находилось четверо солдат, с явным неодобрением взглянувших на нас, когда мы ввалились в землянку.
— Это — саперный взвод, — представил нас провожатый.
Какой-то шарфюрер, поднявшись, шагнул к дощатому столу. Он извлек из патронного ящика карту и, развернув ее передо мной, указал наше местонахождение. Потом показал точку — мол, вот здесь и развернете пост радиоперехвата, предупредив, что это всего в 250 метрах от передовой союзников. Перехваченные радиосообщения союзников я должен был передавать в штаб полка по 3-му каналу «Петрикса». Мысль о том, что всем этим предстоит заниматься всего в четверти километра от врага, явно не вдохновляла.
Нам дали время перекусить, выпить по кружке горячего бульона, после чего наш провожатый снова вытащил нас в туман и снег. Мы шли за ним мимо землянок, минометных позиций и пулеметных гнезд. Время от времени мы останавливались и, пригнувшись, осматривали деревья перед собой. Уже к вечеру унтершарфюрер показал на гребень холма среди деревьев и велел нам именно там обустраиваться, а когда будем готовы, сообщить в штаб. После этого он исчез в лесу. Я стоял, слыша, как на проталины мягко падают снежинки.
Все мы страшно боялись ненароком нашуметь, даже говорили, и то чуть ли не шепотом, а чаще изъяснялись на диком языке жестов. Взвод приступил к изнурительному труду — выкапывать в мерзлой земле окопы, я же, надев наушники, связался со штабом.
К полуночи два окопа были готовы, замаскированы ветками и опавшей листвой, откуда вполне можно было обозревать подходы. Прижавшись друг к другу, мы кое-как согревались, но это никак не защищало нас от пронизывающего, ледяного ветра. Мы по очереди прослушивали эфир, чтобы урвать хоть немного времени на сон, но в ту ночь в стане противника никаких особых событий не происходило.
Наутро меня растолкал Крендл. Очнувшись от сна, я увидел, как он безмолвно тычет пальцем, указывая на лес. В первую секунду я ничего не заметил, но, приглядевшись, я заметил мелькавшие метрах в 25 от нас среди деревьев силуэты. Несколько солдат союзников брели прямиком к нам. Наших прорытых в земле норок они не заметили, но я не сомневался, что наша маскировка явно бросится им в глаза, как и любому достаточно опытному бойцу. Тут же переключившись на 3-й канал «Петрикса», я шепотом произнес в микрофон:
— Американский патруль в секторе 2. Чей-то голос хладнокровно осведомился:
— Сколько человек и как они себя ведут?
— По моим подсчетам, их шестеро. Двигаются прямо на нас.
— В случае необходимости обороняйтесь. И докладывайте обо всем.
Мои товарищи находились в другом окопе, и я не мог связаться с ними. Если они только с перепугу начнут палить, мы окажемся в весьма сложном положении. Американцы тем временем подошли к нам метров на 20 и продолжали продвигаться дальше. Я решил, что, если они подойдут к нам на 10 метров, нам ничего не остается, как, встав во весь рост, открыть по ним огонь.
Вот они всего в 15 метрах от нас, и я молил Бога, чтобы мои бойцы сохраняли хладнокровие. Достаточно одного-единственного выстрела, и мы ввяжемся в бой, исход которого будет явно не в нашу пользу. И с другой стороны, если мы замешкаемся и вовремя не откроем огонь, янки забросают нас гранатами в наших окопах.
Неприятель был уже в 10 метрах от нас. Сердце мое готово было выскочить из груди. Мы неторопливо передернули затворы наших К-98. И хотя мы старались действовать как можно тише, металлический лязг затворов прозвучал у нас в ушах чуть ли не громом.
Сам не знаю почему, но я не спешил отдавать приказ открыть огонь. Может, оттого, что никто из нас не запаниковал, и я понимал, что американцы нас не заметили. И моя нерешительность позволила американцам подойти к нам чуть ли не вплотную — до них было не более 5 метров. Я слышал свое тяжелое дыхание.
Американцы внезапно остановились и, сгрудившись, углубились в изучение карты. Для нас открылась великолепная возможность разделаться с ними одним махом. Но нашим гостям было невдомек — они то взглянут на карту, то уставятся поверх нас на лес. Потом о чем-то заспорили, темпераментно жестикулируя, один солдат пару раз указал туда, откуда они явились. Насколько я мог понять из их перебранки, они поняли, что зашли за границы района патрулирования. Снова окинув взглядом лес, они повернулись и вскоре исчезли в лесу примерно в том же месте, откуда появились,
У нас вырвался вздох облегчения, мы с Бомом, пробравшись через наваленные сверху ветки и листву, подползли к другому окопу — необходимо было разработать план действий на тот случай, если подобное повторится. К тому же надо было поблагодарить личный состав взвода за проявленную выдержку. Но каково же было наше с Бомом удивление, когда мы застали Зайлера, Шпенглера, Хеллера, Видмана и Райса спящими! Они даже и не подозревали о визите к нам американского патруля. Слава богу, хоть никто из них не храпел.
Разбудив своих подчиненных, я отчитал их за сон на посту, но, с другой стороны, я прекрасно понимал: люди измучены. Впрочем, это никак не могло оправдать беспечности — мы должны были быть в любой момент готовы к всяким неожиданностям. Решено было оборудовать наши окопы системой сигнализации — протянули бечевку от одного до другого. В случае появления патруля противника дернуть веревку один раз означало — выжидать, два раза — открыть огонь.
Я доложил в штаб о том, что американцы подошли к нашим замаскированным окопам на 5 метров, а потом повернулись и ушли. Сообщил и о том, что они явно зашли за границы сектора патрулирования. Штабисты заверили нас в том, что, дескать, если американцы действительно зашли за границы сектора патрулирования, то в следующий раз непременно проследуют еще дальше, в особенности, принимая во внимание, что никакого сопротивления им не было оказано. Кроме того, мне велели постоянно информировать штаб обо всех передвижениях противника в нашем районе.