В ту ночь нам удалось перехватить несколько радиодонесений противника, содержащих сведения о снабжении провиантом и боеприпасами, о передвижениях подразделений и перемещении орудий полевой артиллерии. Я тут же передал сведения в штаб.
На следующее утро из леса вынырнул еще один патруль американцев. Как и предсказывали штабисты, они явно намеревались зайти дальше и тоже не заметили наших окопов. Когда до них оставалось метров 10, я не сомневался, что они вот-вот ступят на нашу хрупкую крышу из прикрытых листвой ветвей. Следует сказать, что американцы передвигались довольно быстро для патруля. И вот мы все вчетвером уселись в окопах и попытались руками подпереть слой маскировки. И американцы как ни в чем не бывало протопали поверх нас. Видимо, выпавший снег укрепил нашу «крышу», создав естественные неровности, совсем как на лесной земле. Глянув им вслед, мы увидели, как они исчезли среди деревьев. Не мешкая, я связался со штабом и проинформировал офицеров об еще одном патруле.
Оттуда бойцам второй линии обороны передали приказ встретить незваных гостей как полагается. Но бойцы второй линии не заметили их. Примерно полчаса спустя американцы проследовали назад, однако на этот раз оставили в стороне наши укрытия.
Примерно два часа спустя нами было перехвачено еще одно радиосообщение американцев. В нём содержался приказ передвинуть части 9-й пехотной дивизии вперед на 50 метров. Я доложил об этом в штаб, оттуда сообщили, что в течение часа к нам прибудет наш вооруженный патруль. Нам было запрещено вступать в контакт с ним во избежание всякого рода недоразумений — все вполне могло закончиться перестрелкой со своими.
Вскоре после полудня наш патруль прошел мимо наших укрытий и исчез в лесу впереди нас. Спустя час или чуть больше, мы увидели, как они возвращаются. Еще раз пройдя рядом с нами, они через лес направились к себе на позиции.
Ночью до нас из лесу донеслась стрельба из винтовок и автоматов. Когда я доложил об этом в штаб, мне сказали, что, мол, да, все верно, это наш патруль нарвался на американцев. Около половины пятого утра мы перехватили новое сообщение союзников, адресованное тем же самым частям 9-й пехотной дивизии, с требованием передвинуться еще на 50 метров. Я доложил обо всем нашему штабу, оттуда поступило распоряжение оставаться там, где были, хотя теперь мы располагались в каких-то полутора сотнях метров от врага.
Я предупредил бойцов взвода, чтобы они ходили справлять нужду по двое — слишком рискованно было отправляться в лес поодиночке, поскольку в любую минуту можно было нарваться на постоянно шнырявших там американцев. Вдвоем, как ни говори, все-таки безопаснее.
Утром 15 декабря мы с Бомом выползли из нашей землянки и на несколько метров углубились в лес. Сам акт этой прогулки явился для нас праздником уже хотя бы потому, что можно было размять затекшие от сидения в неподвижности ноги. Тем более что поднимать их при ходьбе приходилось достаточно высоко, чтобы на обратном пути во избежание демаскировки легче было заметать следы.
Я стоял спиной к Бому, и тут он спросил:
— А это что такое?
Поглядев направо, я увидел мелькнувшую среди деревьев метрах в пятнадцати от нас фигуру. Кто бы это ни был, нас заметили. Мы, словно сговорившись, бросились за неизвестным в погоню.
Стрелять было нельзя — опять же демаскировка! Добежав до небольшого подъема, мы настигли убегавшего, Бом сзади бросился на него, и они стали бороться. Лазутчик оказался американцем. Тут подоспел я и увидел, как Бом уже связывает пленника. Оба тяжело дышали, да и я, присев на корточки, приходил в себя после бега.
Бом подал мне снятую с американца винтовку, пистолет и несколько гранат. Потом, деликатно взяв его за руку, поднял на ноги и привалил спиной к дереву. Некоторое время мы решали, как нам с ним быть.
Подняв руки вверх, американец произнес по-немецки:
— Прошу вас, не стреляйте.
Мы молчали, и он еще несколько раз произнес эту фразу. Вообще-то я и не собирался его расстреливать. Гоняясь за ним, мы совершенно заплутали, но я понимал, что сейчас мы метров на 50 ближе к линии обороны союзников. Я велел Бому навести на пленного пистолет, но обязательно на предохранителе. Тот не возражал. А сам по-английски обратился к американцу.
— Заметай следы на снегу, — сказал я, показав на ветку сосны.
Тот непонимающе уставился на меня, и я повторил требование. Американец, еще раз недоверчиво поглядев на меня, отломил ветку и стал забрасывать снегом углубления, оставшиеся после рукопашной схватки там, где Бом поймал его.
Когда он закончил, мы связали ему руки за спиной куском шпагата и повели к своему укрытию. Когда мы подошли, остальные рот разинули, увидев перед собой живого американца.
— Ваше звание! — спросил у пленного я.
— Я всего лишь капрал, — ответил он, явно стараясь выглядеть в наших глазах малозначительнее. — Всего лишь капрал, — повторил он.
— Из какой вы части?
— 9-я армия США.
— Где в настоящее время находится ваша часть?
Тот не ответил. Я повторил вопрос, а он лишь беспомощно улыбнулся в ответ.
— Каково вооружение вашей дивизии? — решил я подойти с другого конца. — Какова примерная численность войск на этом участке?
Комично надув губы, он стал прикидывать, сколько же все-таки у них здесь войск. И вообще, как мне показалось, он явно строил из себя дурачка. А может, и на самом деле не знал. Во всяком случае, я терпеливо ждал. Не хотелось мне издеваться над этим солдатиком. Но и нас можно было понять — нам были необходимы сведения о силах противника.
— Не хотите отвечать мне, — вкрадчиво произнес я, — в таком случае, придется отвечать на вопросы офицеров СС у нас в тылу. Так что лучше уж мне все расскажите.
— Ладно, мне очень жаль, немец, но, наверное, придется переговорить с вашими офицерами.
Я присел в окоп и по рации связался со штабом, мол, так и так, поймали пленного. Ответивший мне офицер стал расспрашивать меня, есть ли возможность выпытать у него нужные сведения. Я ответил, что этот американец вроде бы и не против, но хочет говорить только с офицерами.
Возникла довольно долгая пауза, наконец отозвался наш офицер:
— Сейчас у нас нет возможности тащить его к нам в тыл и заниматься. Так что, нейтрализуйте его, но оружия не применять.
— Не понял?
— Приказ — соблюдать тишину. Приказываю вам устранить пленного, не прибегая к оружию, чтобы не выдать противнику ваши позиции.
Мы с Крендлом недоуменно переглянулись. Хеллер и Шпенглер, которые все слышали, стали примыкать штыки к винтовкам, потом Шпенглер подошел к американцу. Тот, мгновенно поняв, что сейчас произойдет, снова взмолился.
— Стоп! — выкрикнул я.
Шпенглер повиновался и вопросительно посмотрел на меня. А я стоял, не зная, как поступить. А Райе и Видман стали подзадоривать Шпенглера, дескать, чего ждешь, давай кончай с ним, да поскорее.
Дело в том, что моим товарищам война пока что была в новинку, и им не терпелось понюхать жареного. Мы с Крендлом успели насмотреться на ужасы и на трупы. Будь сейчас мой прежний взвод в полном сборе, ничего подобного не было бы.
— Штыком его приколоть никак нельзя — с кровью потом хлопот не оберешься.
Я и сам не понял, как додумался да такого. Просто мне до жути не хотелось приканчивать этого американца, а вариант с кровью мне пришел в голову совершенно спонтанно, исключительно ради того, чтобы протянуть время.
— Тогда удавить его, и делу конец, — предложил Райе.
— Верно, взять да удавить, — повторил Видман. Бедняга американец стоял и смотрел на нас, словно на
стаю волков, готовую его разорвать на части.
Хеллер направился к пленному, но тут громко зашептал Крендл.
— Кагер! Собирай взвод! Мы конвоируем пленного к нам! Они все же решили сами допросить его!