лось какой – то неразрешимой загадкой. На растерзание местной станицы, из которой были выбиты белые, набедокурившие крепко в самой неказацкой округе, белые в своей тихой истории прошлого ушедишие в небытие, уступив место красным, которым было за что посчитаться в своих бедах, и которые делали так просто, как комиссар Клим Ворошилов и его беззаветной храбрости командир, которого ещё иногда слушали даже бойцы и не только прославленной Первой Конной, аж сам Семен Михайлович Будённый, были озлены неуступчивостью мерзких белых гадов этой самой станицы, а потому и отдали на растерзание приказом ниже стоящего командира этот самый приказ о станице выполнить и не кому – нибудь, а неприменно сотне чечено – ингушских джигитов, что забузили прошедшим днём, а грех с себя должны были смыть. Грустная история и потому все знали, что о ней забудут. Сотня с рёвом и криком бросилась отважно на пулеметы, положила более половины состава, но приказ командиров – начальников выполнила. Отчего была награждена трёхдневным попустительством по освоению всей станицы. И только ординарец Андрейка, – брат растерзанной чеченцами сестры, был не то, что взбешён или как – то по особому проявил себя, он и к ингуше – чеченам ничего не имел, он просто подъехал к командиру, передавшему такой приказ свыше, одной рукой передал от Ворошилова бумагу о благодарности, а другой, левой, выстрелил из револьвера в лоб командиру.
ВОЛК – CA NIS LUPUS
Мы – есть мужество, ум, хитрость, сообразительность, ловкость, осторожность. И рыбаки нам нипочём. В прорубях зимой ставят они свои удочки с приманкой на форель. Уйдут, а мы тут как тут. В зубы палки уды тянем, потом уже съедаем и приманку, и рыбу, коли поймалась. Сами по себе мы. Но зимой, или в лютые феральские ветра как в это время, совместная охота кооперативный труд. Один вспугивает добычу, а другие терзают её и делят между собой. Всё годится нам в пищу: и лягушки, и насекомые, и плоды, ягоды, и даже древесные почки, лишайник и мох, хотя мясо лучше всего. Но не всякое. Мясо наших лютых врагов собаки и глямящихся над нами людей самое вкусное. Но мы его редко едим. Разрываем в клочья и бросаем куски по разным местам, устрашая всех. Это не голод, а чувство мести.
Но бойся жеребцов в табуне лошадей. Могут и зубами разорвать и передними копытами убить. Беззащитные овцы – другое дело, – оттого и ненависть человека к нам, – ружья, рогатины, сети, ямы, капканы, яды – всё можно ждать от двуногих. Иной раз бросят овцу, ядом напичканую. А от того судорги по всему телу, падают наши навзничь, пасть широко раскрыта и смерть подколодная рядом. Иногда для истребления нашего брата во время волчьих свадеб манят нас криком поросёнка да ещё падаль бросают, а потом стреляют в упор, когда мы сбегаемся. Но бывает и охотникам достается, – одолеваем охотников и лошадей, от которых остаются только кровавые клочья да кости. А потому охотятся на нас верхом с собаками, загонят до устали или пристреливают, или забивают плетьми.
Но в начале февраля этого 1921 года все было иначе. Из китайской крепости Суйдун видим – процессия.И прямо на кладбище, где уже давно мы даже падали не видывали. Поют. Качают на цепях какие – то дымокуренные чашки. Тьма казаков и даже китайцев. И все с непокрытыми головами. Недовольны сами. И пара ящиков. А в ящике один молоденький совсем ещё юный человечишко с дыркой во лбу. Совсем молодой, бороды ещё никогда не было. Второй полный, крутолобый здоровенный мужик. Ему и в ящике тесно. Но уже спокойно лежит и из ящика не поднимется.
И начинают люди балоболить за страну Россию единую и неделимую. И чем дальше, тем больше. На чём свет крутословят, поминая о каких – то там большевиках и жидах , от которых только один ущерб жизни, и всё глядят в слепые лица покойников, а те ничего не знают обо всём, что снаружи, в своей тихой гуще тела.
А для нас нет ни России, ни Китая, ни Швеции, ни Америки, где все наше братство существует испокон веков и называется людьми Canis Lupus. Люто, видно, этим большевикам насолил толстолобый, что в ящике лежит и которого говорящие величают атаманом Дутовым, а молодой то его ординарец. Бился он с большевиками, а кто они такие, кто разберёт. Бил их и в хвост, и в гриву, от истиной радости одоления всего смутного вещества земли, а они, эти самые большевики, раскулачивая кулаки его сабельников, знамо дело, лупили их, как только могли сильно. Но не до лупили до конца.Ушёл он в Китайскую крепость Суйдун. И там окопался, зарылся, превратившись в беглого, загнанного зверя. Так ему и надо. И от радости у нас, зарывшихся в белую пургу, но страсть любопыытных, что человеки сами с собой поделывают, явилось чувственное удовольствие.А тут еще выявилось недалече группа людей, скрытно наблюдающих это закапываение трупов. Одного из них другие называли Касым – хан Чанышев. Он заводила.И по их разговорам суровая ЧК дало задание убить атамана в пять дней. Или сами они и все их сродники будут расстреляны. А если в срок приказ выполнят – награда – Знамя Красное в петлицу. Вот и выполнили. Ууууууу……Нам волкам за ними не угнаться. Это их теперь героями будут называть, если большевики верх возьмут. А если нет…Нам волкам далеко до волчьих стай людей. Не осилить нам людское море волчищ.
ХАМЕЛЕОНОБЛУДИЕ
У нашей аласти тогда дело ещё до гормонии не дошло. Только она образовывалась. Хамелеоноблудие только еще проистекало между белыми, зелеными, желтыми и, само собой разумеется, красными. Худо – иудо проходило тогда между ними на жизнеболии и мордопьянии.
И если говорить, дорогие зловяне, не стихохульствуя, то как можно было отбрыкнуться от всех этих антант с их присными турками, японцами и думдомовской шпаной пребывающей в разгаре послегражданского демократо-зантропства, т.е. полного безвластия, когда одна ЧК, только единая и правоверная за все правильное боролась. Буржуазные маразлирики, власти нашей дорогой и драгоценной, предрекали вские недолгие гадости. Так, что даже Шкура, в Шкуро превратившийся, ухался против нас в походы, Но добропоряджочные первоконники вместе с Климом Ворошыловым да Семеном Буденным, а потом неоконфузившемся Фрунзе загнали мошонкостроителей Крыма да и выгнали из этого самого Крыма в Галлиполи да Константинополь.
У красных тогда вообразина тоже работала. Это белые в контразведке генерала Май – Маевского лобзадницей сильны были. А Фомин да Макаров, парняги молоденькие, устроили словопыт да всё в контразведку красноперых докладывали. Это они потом в одном лице, уже отсидки свои отсидев при дорогой Советской власти, вылились для молодшего поколения в одного героя фильма “Адьютант его превосходительства” – Павла Кольцова.
А Федор Фомин, завратник Крымского ЧК, отличился после Крымской катастрофы событий не только тем, что по пятьсот – шестьсот человек воображуек к стенке ставил, но и с тихой славой довел до личного вагона Феликса Дзер-жинского генерала Слащёва, разжалованного его супро-тивником бароном Врангелем, а теперь прибывшего вместе с каким – то ликомбезом, говорили будто моряком, Баткиным, Да. Многие усовещевали Слащёва – Крымского до краснохатки московской после поражения Врангеля податься. А все не выходило. А задумку эту со Слащевым из ЧК выдумали, – Дзержинский да его свояк Иосиф Уншлихт. Когда обсуждали это дело при Ильиче, вождь воздержался, поскольку его брательник еле ноги из Советского Крыма унес, когда там Слащев орудовал. После прибытия в Москву в пульман – вагоне председателя ЧК, Слащёв уже не боевой генерал, а преподаватель Академии и бывшим своим супротивникам лекции о Крымских операциях читает, спорят там они о тех писямистических событиях времен гражданской войны, а время через наплюрализм истекает. И тихо кукует сам генерал, сочи-няя свои научные труды по военному делу и проживая с женой во флигеле, охраняемой Академии, пока краском Лазарь Коленберг, 24 лет от роду , не ставит точку на его лбе из маузера.
Иное время начинало свою славянку, где случайно Герои взахлоп уходили из жизни: то адьютант Котовского, который скрывал Григория Ивановича в своем борделе от белых в Одессе, вдруг, его застрелил, то небезызвестный Камо, ехал, ехал на лисапеде, да под машину – то и попал, то Фрунзе на столе по ножом хирурга скончался, а в это время уже 1929г. Денежные знаки лагерей ОГПУ подписывает сам Георгий Бокий. А что Баткин? Загулял Баткин на все четыре стороны. Везет из – за кордона и белых генералов, полковников и другую честь и нечесть. И лордоворотам в Лондоне, Париже, Турции, Польше он свой сват и брат. Оседает в тех местах матросня – разбойница от ЧК, окапывается, мудократничает и всё мерзобразие западное чкгонит. А Баткин так уверовал в своё словопытие, что забывает обо всем да и начинает широко распродавать умыкнутое таможенниками на границе. И не дна ему и не покрышки становится. А это значит, что вагонолетие его идет к непобедному концу. И покрывается его судьба хаме-леновыми пятнами: «Получены весьма правдоподобные аген-турные сведения. Баткин перейдет на сторону Советской власти по заданию французской контрразведки. Москве эти сведения, повидимому, неизвестны. Предполагаю возможность для совместной провокационной работы Баткина . Считаю нуж-ным Баткина арестовать». Приговорили и всадили в его затылок пулю в январе 1923г. Чужой хамелеон никому не нужен.
ЖЕЛЕЗНЫЙ, ОЛОВЯННЫЙ, ДЕРЕВЯННЫЙ