IV. Medicusque vocatur
Призывается врач
Robert Fludd, De Supernaturali, Naturali, Praeternaturali Et Contranaturali Microcosmi historia... 1619.
Роберт Фладд, О сверхъестественной, естественной, неестественной и противоестественной истории микрокосма. 1619 г.
МЕДИТАЦИЯ IV
Слишком мало назвать человека малым миром[111]; если и сравнивать его с некой фигурой на гербе, что в малом повторяет большое, то лишь Богу подобен человек, и более ничему[112]. Человек состоит из большего числа членов, большего числа частей, чем мир. Если все члены человеческого тела протянуть и распространить настолько, насколько велико то, что соответствует им в мире, то Человек был бы Великаном, а мир — Карликом, мир был бы лишь картой, а человек — миром[113]. Если б вены нашего тела протянулись в длину, словно реки, сухожилия стали бы подобны земным пластам, а мускулы, что бугрятся один над другим, превратились в холмы, кости — в каменные карьеры; если бы все органы наши увеличились до пропорций того, что соответствует им в мире, то вся Сфера воздуха не смогла бы стать окоемом для этой Человеческой планиды, а Небесная твердь едва вместила бы эту звезду; ибо во всем мире нет ничего, чему не нашлось бы соответствия в человеке, но человек наделен множеством органов, которые не имеют подобия в этом мире[114]. Продлите же это Размышление о сем великом мире, Человеке, настолько, чтобы помыслить, сколь безмерны создания, порожденные этим миром; наши создания — это наши мысли, они родились великанами: они простерлись с Востока до Запада, от земли до неба, они не только вмещают в себя Океан и все земли, они охватывают Солнце и Небесную твердь; нет ничего, что не вместила бы моя мысль, нет ничего, что не могла бы она в себя вобрать. Неизъяснимая тайна; я, их создатель, томлюсь в плену, я прикован к одру болезни, тогда как любое из моих созданий, из мыслей моих пребывает рядом с Солнцем, воспаряет превыше Солнца, обгоняет Светило и пересекает путь Солнечный, и шага одного им на то достаточно[115]. И так же, как мир рождает змей и гадов, зловредных и ядовитых тварей, червей и гусениц, снедаемых стремлением пожрать мир, произведший их на свет, — и всяких чудищ, обязанных своим обличием смешению черт столь разных родителей их, — так же и мы, которые сами есть целый мир, порождаем своих пожирателей — то есть болезни и недуги самого разного рода; ядовитые и заразные болезни, болезни, нас точащие и пожирающие, и болезни запутанные и разнородные, что сложены из иных хворостей[116]. И может ли мир назвать столь много ядовитых существ, столь много существ, его пожирающих, и многоразличных монстров, сколько мы — болезней, снедающих нас? О, богатство нищих! какой недостаток испытываем мы в противоядиях от болезней, когда у нас нет даже имен для них? Но у нас есть свой Геркулес, чтобы справиться с этими великанами, этими чудищами, — у нас есть Врач; на службе у него все стихии и силы мира внешнего, кои он призывает на помощь тому миру, что есть мы; он ведет в бой всю Природу, чтобы освободить человека. У нас есть врач, но мы не врачи себе. Здесь величие наше обращается в ничто, здесь нам отказано в достоинстве, коим обладает самая последняя тварь, что сама себе врач. Говорят, раненый олень, травимый охотниками, знает, как найти некую траву — странный род рвотного зелья, — съест ее, и стрела сама выйдет из раны[117]. Так же и гончий пес, преследующий оленя — если его одолеет недуг, он знает траву, которая вернет ему силы. Может, и верно, что спасительное средство — рядом с нами, ибо прочие создания всегда имеют таковое подле себя, и может быть, нет его проще и очевидней; но подле нас нет врача, и нет подле нас аптекаря, а ведь у всех иных живых существ те всегда рядом. У человека, в отличие от тварей, что ниже его, нет врожденного инстинкта, который помогал бы находить природное средство, которое сулит избавление от опасности; он, в отличие от них, не Врач и не Аптекарь себе. Вспомните же все, о чем шла здесь речь, и отвергните это: что останется от величия и масштаба человека, коли сам же он низводит себя до ничто, сам пожирает себя, так что остается от него лишь горсть праха; что останется от его парящей и всепроникающей мысли, коль сам же он ввергает себя в неведение могилы, где уже отсутствует всякая мысль? Болезни его — его собственное достояние, врач же — увы, сам себе не может он быть Врачом; болезни наши — они с нами, а за Врачом мы должны посылать[118].
111
Представление о человеке как о Микрокосме — малом подобии большого Универсума, восходящее еще к Демокриту и платоновскому "Тимею", активно разрабатывалось в патристике, а в эпоху Возрождения и позже легло в основу ятромедицины, тесно связанной с алхимией. Ср. у Парацельса: "Различие между всем Мирозданием и микрокосмом состоит лишь в том, что человек изваян и создан в форме, образе, очертаниях и элементах несколько отличных от тех, что присущи Вселенной: земле в человеке соответствует плоть, воде -кровь, пламени — телесный жар, а воздуху — бальзам. А так как человек оживлен Святым Духом, "он есть микрокосм не только в силу формы своей или элементов, из коих создано его тело, но в силу всех данных ему сил и способностей, делающих его подобным миру великому".
112
В оригинале стоит слово "diminutive". В геральдике это — малая фигура, повторяющаяся в поле герба и своими очертаниями и ориентацией соответствующая некой большой фигуре.
113
Возможно, этот донновский образ восходит к изображению великана Атласа, держащего на своих плечах мир, в частности, к гравюре на фронтисписе знаменитого труда Меркатора, вышедшего в 1595 г. под названием "Атлас, содержащий космографическое описание структуры и очертаний нашего Мира". С другой стороны, Донн, видимо, обыгрывает поговорку "Карлик, стоящий на плечах великана, из них двоих видит дальше" — впервые она зафиксирована в сборнике пословиц и афоризмов "Jacula prudentum" (London, 1651), составленном младшим другом Донна, поэтом Джорджем Хербертом (1593-1633), и опубликованном много лет спустя после смерти автора.
114
Ср. у Уолтера Рэли в "Истории мира": "Чему уподобим мы человека? Кровь, что течет в теле его по венам, повторяющим своими очертаниями древесную крону, можно сравнить с водами, что разносятся по поверхности земли ручьями и реками, дыхание его подобно ветру, тепло его тела — тому жару, что заперт в глубинах земли... волосы на теле, придающие ему очарование или портящие его, подобны траве, покрывающей кожу земли... глаза наши подобны двум источникам света, коими являются луна и солнце, юность наша — цветам весны, длящейся столь недолго, — цветам, коим суждено иссохнуть под жарким летним солнцем и быть сметенными в небытие натиском зимы..."
115
Ср. у Немезия Эмесского (вторая пол. V — нач. VI вв. н.э.): "Кто может выразить словами преимущества этого существа [то есть — человека)? Оно переплывает моря, на небе пребывает созерцаемом, постигает движение, расстояние и величину звезд, пользуется плодами земли и моря... преуспевает во всякой науке, искусстве и знании, с отсутствующими беседует посредством письмен, нисколько не затрудняемое телом, предугадывает будущее, над всеми начальствует... с ангелами и Богом беседует, приказывает твари, повелевает демонами, исследует природу сущего, усердно пытается постичь существо Божие, делается домом и храмом Божества — и всего этого достигает посредством добродетели и благочестия" (О природе человека. I, 64-65. Пер. Ф. Владимирского).
116
Фактически, речь идет о различии между заразными заболеваниями, раковыми заболеваниями и лихорадками.
117
Это представление восходит к Аристотелю, писавшему о критских козах "Иногда и другие четвероногие действуют благоразумно для своего спасения, как, по рассказам, дикие козы на Крите, будучи ранены, отыскивают ясенец
118
Косвенная аллюзия на эпизод из Евангелия от Иоанна: "Был болен некто Лазарь из Вифании, из селения, где жили Мария и Марфа, сестра ее. Мария же, которой брат Лазарь был болен, была та, которая помазала Господа миром и отерла ноги Его волосами своими. Сестры послали сказать Ему: Господи! вот, кого Ты любишь, болен. Иисус, услышав то, сказал: эта болезнь не к смерти, но к славе Божией, да прославится через нее Сын Божий" (Ин 1, 1-4), так же как на истории об исцелениях, упоминаемые в "Увещевании" из Третьей Триады. Ср.: Мф 8, 5-13; Лк 7, 2-10.