Выбрать главу

— Слишком крепкое, а то бы я тебя угостил, — сказал он девушке и опять улыбнулся ей. — Совсем немного осталось, а то бы я предложил тебе, — сказал он Пабло.

— Я не люблю анисовую, — сказал Пабло.

Острый запах разнесся над столом, и Пабло уловил в нем то, что показалось знакомым.

— Вот и хорошо, — сказал Роберт Джордан. — А то совсем мало осталось.

— Что это за штука? — спросил цыган.

— Лекарство такое, — сказал Роберт Джордан. — Хочешь попробовать?

— От чего оно?

— От всего, — сказал Роберт Джордан. — Все болезни вылечивает. Если у тебя что не в порядке, сразу вылечит.

— Дай попробую, — сказал цыган.

Роберт Джордан пододвинул к нему кружку. Смешавшись с водой, жидкость стала желтовато-молочного цвета, и он надеялся, что цыган не сделает больше одного глотка. Оставалось совсем мало, а одна такая кружка заменяла собой все вечерние газеты, все вечера в парижских кафе, все каштаны, которые, наверно, уже сейчас цветут, больших медлительных битюгов на внешних бульварах, книжные лавки, киоски и картинные галереи, парк Монсури, стадион Буффало и Бют-Шомон, «Гаранти траст компани», остров Ситэ, издавна знакомый отель «Фойо» и возможность почитать и отдохнуть вечером, — заменяла все то, что он любил когда-то и мало-помалу забыл, все то, что возвращалось к нему, когда он потягивал это мутноватое, горькое, леденящее язык, согревающее мозг, согревающее желудок, изменяющее взгляды на жизнь колдовское зелье.

Цыган скорчил гримасу и вернул ему кружку.

— Пахнет анисом, а горько — будто желчь пьешь, — сказал он. — Уж лучше хворать, чем лечиться таким лекарством.

— Это от полыни, — сказал Роберт Джордан. — В настоящем абсенте — а это абсент — всегда есть полынь. Говорят, что от него мозги сохнут, но я не верю. Начинаешь по-другому смотреть на жизнь, вот и все. В абсент надо наливать воду медленно и по нескольку капель. А я сделал наоборот — в воду налил абсент.

— О чем это ты? — сердито спросил Пабло, чувствуя насмешку в его тоне.

— Объясняю, что это за лекарство, — ответил ему Роберт Джордан и усмехнулся. — Я купил его в Мадриде. Последнюю бутылку взял, и мне хватило ее почти на три недели. — Он сделал большой глоток и почувствовал, как абсент обволакивает язык, чуть-чуть примораживая его. Потом взглянул на Пабло и опять усмехнулся.

— Как дела? — спросил он.

Пабло промолчал, и Роберт Джордан внимательно посмотрел на незнакомых мужчин, сидевших за столом. У одного из них было широкое, плоское лицо — плоское и темное, как серранский окорок, с приплюснутым, сломанным носом, и от того, что изо рта у этого человека торчала под углом длинная русская папироса, его лицо казалось еще более плоским. Волосы у него были коротко подстриженные, с проседью, щетина на подбородке тоже седая; ворот крестьянской черной блузы был застегнут. Когда Роберт Джордан посмотрел на него, он сидел, опустив глаза, но взгляд этих глаз был твердый, немигающий. Двое других были, очевидно, братья. Они очень походили друг на друга — оба небольшого роста, коренастые, темноволосые, с низко заросшими лбами, темноглазые и смуглые. У одного виднелся шрам на лбу, над левым глазом; когда Роберт Джордан посмотрел на них, они твердо встретили его взгляд. Одному было на вид лет двадцать шесть — двадцать восемь, другому — года на два больше.

— На что это ты так смотришь? — спросил тот, у которого был шрам.

— На тебя, — сказал Роберт Джордан.

— Ну, и что ты во мне углядел?

— Ничего не углядел, — сказал Роберт Джордан. — Хочешь папиросу?

— Не откажусь, — сказал старший брат. Он еще не брал папирос. — Это такие же, как были у того, который взорвал поезд.

— А ты тоже там был?

— Мы все там были, — спокойно ответил он. — Все, кроме старика.

— Вот бы нам что теперь надо, — сказал Пабло. — Взорвать еще один поезд.

— Это можно, — сказал Роберт Джордан. — После моста.

Он видел, что жена Пабло отвернулась от огня и прислушивается к разговору. Как только он произнес слово «мост», все притихли.

— После моста, — повторил Роберт Джордан твердо и отпил абсента из кружки. Говорить так говорить, подумал он. Все равно дело идет к этому.

— Не стану я связываться с твоим мостом, — сказал Пабло, не глядя ни на кого. — Я не стану, и мои люди тоже не станут.

Роберт Джордан промолчал. Потом взглянул на Ансельмо и поднял кружку.

— Тогда мы сделаем это вдвоем, старик, — сказал он и улыбнулся.

— Один, без этого труса, — сказал Ансельмо.