Утро вступает в свои права, а я смотрю на принцессу, глубоко дышу, и каждый вздох отдается мне болью в груди. Она такая маленькая, осунулась, бледная, но все равно красивая. Моя малышка не хочет на похороны. И правильно. Никто не хочет видеть своих родителей в гробу. Зачем? Чтобы эти ужасные мгновения мучили тебя в кошмарах. Лучше не видеть этого и помнить их только живыми. В эту минуту мне захотелось плюнуть на все и увезти ее далеко отсюда. Украсть ее, спрятать от всех.
Но… Меня не поймут и не простят. Когда принцесса придет в себя, она возненавидит меня за то, что не дал ей проводить родителей в последний путь. Поэтому я встаю с кровати и решаю сделать все, чтобы Таисия перенесла этот день, рядом со мной.
Кормлю ее, как младенца с ложечки, она противится, но я заставляю ее есть. Таисия без сил, ее шатает и ведет от каждого резкого движения.
— Все, все, хватит, я больше не хочу. Пожалуйста…, - стонет она, противясь очередной ложке творога.
— Хорошо, тогда выпей сок, — протягиваю стакан. Тая морщится, но выпивает весь сок почти залпом, отдает мне стакан дрожащими руками. — Умница. Теперь душ, — я не спрашиваю ее, а ставлю перед фактом, подхватываю на руки и несу в ванную, а принцесса не сопротивляется, у нее нет сил, она просто постоянно жмется ко мне, как будто боится, что я уйду. Нет моя хорошая. Еще не время, сейчас я просто не могу тебя оставить. Снимаю с Таисии одежду, раздеваюсь сам, встаю вместе с ней под теплые струи воды, прижимаю ее к себе, давая возможность согреться и прекратить ее озноб. А она начинает хаотично, бесконтрольно гладить меня по спине и вновь всхлипывает, пытаясь подавить свои слезы горечи. Я не могу запретить ей плакать, но и выносить этого тоже больше не могу.
— Тая, хорошая моя. Ты должна быть сильной. Я точно знаю, что твоему отцу не понравилось бы твое состояние. Он любил тебя.
— Нет, — отрицательно качает головой. — Не любил. Не любил. Он лгал. Разве можно оставлять того, кого любишь?
— Можно…, иногда, не все зависит от нас. Ты все поймешь. Вот увидишь. Первый шок пройдет, и ты будешь сильно жалеть, что не была на похоронах своих родителей! — беру гель для душа, наношу его себе на ладони и нежно, аккуратно намыливаю тело Таисии.
— Я пойду на похороны только, если ты пойдешь со мной! — категорично заявляет она, даже в горе, оставаясь собой. Она не просит, как всегда требует, пользуясь тем, что я не могу ей отказать.
— Я буду там с тобой, — Тая просто кивает в ответ, принимая все, как должное, а я продлеваю свою смерть рядом с ней еще на один день.
ГЛАВА 12
Таисия
Вы когда-нибудь задумывались, зачем мы просыпаемся каждое утро? Иногда бывают моменты, когда ты не хочешь открывать глаза по утрам, желая остаться в своем сне, потому что когда мы спим, у нас все хорошо, жизнь остается прежней, без проблем и несчастий. Сегодня мне совершенно не хотелось просыпаться и выходить из этого безмятежного состояния мнимого покоя.
Похороны родителей состоялись только вчера, но я плохо их помню, в голове мелькают смутные картинки, как будто это было давно, много лет тому назад. Моя память несовершенна, и я благодарна ей за то, что она заблокировала все неприятные воспоминания. Я четко помню только Тимура. Его сильное, теплое тело и крепкие объятия, из которых он не выпускал меня ни на минуту. Я помню, как все окружающие смотрели на меня как на побитую собаку и удивленно перешептывались, задавая друг другу вопросы «кто этот парень рядом со мной». Но мне было плевать на людскую молву, я не хотела отпускать его ни на минуту. Он мое спасение, мое забвение. Моя стена, сквозь которую я смотрела на все происходящее.
Родителей хоронили в закрытых гробах, и в какой-то момент мне казалось, что мы присутствуем в каком-то иммерсивном театре. Мы полностью погружены в жуткую реальность, но на самом деле, это все неправда, пройдет час, другой, все сыграют свои роли, мы вынырнем из этой ужасающей реальности, и все встанет на свои места.
Кто-то выражал мне соболезнования, говорил какие-то утешительные слова, но я не вижу лиц этих людей, и совершенно не помню, что им отвечала, и отвечала ли вообще. Я помню, как кричала, надрывая связки, когда красивые гробы из темного дерева опускали под землю, точнее мне казалось, что я кричу оглушительно громко, но на самом деле я просто открывала и закрывала рот, и слышала у себя в голове внутренний крик. А потом с застывшим отчаянием смотрела, как их закапывают.
Кажется, что только в этот момент я окончательно осознала, что все это реальность, а не мой страшный сон. Их больше нет.… Я больше никогда не увижу строгого взгляда отца по утрам. Он больше никогда не отчитает меня за плохое поведение, и не скажет, что на самом деле что-то запрещает мне ради моей же безопасности. Я больше никогда не увижу, как моя мать примеряет новое платье и прибегает ко мне в комнату спросить моего мнения. Она больше никогда не расскажет мне по секрету, что на самом деле ненавидит все эти пафосные приемы, деловые ужины и мнимые благотворительные вечера, и терпит их только ради карьеры отца. Я только сейчас поняла, как страшно звучит слово «никогда».
Когда все закончилось, я просила Тимура вернуться со мной в мою комнату. В мой маленький мир, где есть только он и я. Я помню, как мы долго с ним разговаривали, ни о чем и обо всем на свете. Я рассказывала ему свои детские воспоминания, а он мне свои. В какой-то момент я поняла, что, несмотря на то, что в моем детстве было все, о чем мог мечтать ребенок, его детство было лучше и счастливее моего. У него было много, очень много теплых, радостных воспоминаний, а в моей голове были лишь скудные вспышки редких воспоминаний. Я вновь плакала, но уже без истерики, по-настоящему оплакивая ушедших от меня родителей. Слезы катились сами по себе, тихо и беззвучно, но так и не успевали скатываться с моих щек, Тимур ловил их губами и постоянно шептал мне нежные, ласковые слова. А я гладила его лицо, тело, переплетала наши пальцы и боролась со слабостью и желанием уснуть. Казалось, как только я погружусь в темноту и отключусь от реальности, он вновь уйдет, и я больше никогда его не увижу. И он все понимал, просил меня поспать и набраться сил, обещал, что утром никуда не исчезнет. Я верила ему, но все равно крепко за него цеплялась, прижимаясь всем телом, стараясь слиться с ним в одно целое.
Он не ушел. Он до сих пор здесь, со мной. Тимур уговорил меня выйти в гостиную и пообедать вместе с Серовым и Любой. А сейчас завернул меня в теплый плед, посадил возле камина с чашкой чая в руках, и тихо, почти неслышно о чем-то беседовал с Серовым позади меня. А я смотрела на огонь, слушала треск поленьев и не понимала, как существовать дальше. За меня всегда все решал отец, а я только и могла противиться всему этому, требуя свободы. А теперь вот она, горькая свобода, делай все что хочешь, никто не будет мне мешать или читать нотации. Но как оказалось, я на самом деле маленькая и глупая девочка и совершенно ничего не могу без своего папочки. Смотрю на постоянно суетящуюся Любу, которая, кажется, не останавливается ни на минуту, занимаясь бесконечными делами, и вижу как ей тоже больно и тяжело от этой потери. Но она пытается перекрыть свое горе придуманными делами и заботами. Люба. По сути, эта женщина никто для нашей семьи, но она настолько срослась с нами и этим домом, что кажется родным мне человеком.
Когда-то в детстве, я любила ее больше чем свою мать, потому что Люба делала для меня все то, что должна была делать моя родная мать, но ей всегда было некогда. Сейчас я даже не могу вспомнить, в какой момент наши отношения разладились, от чего я перестала ей доверять и делиться с ней секретами. Почему она стала холодна ко мне, а мне стало глубоко на это наплевать.
Тим возвращается ко мне, садится рядом на диван, опирается локтями на колени, и смотрит на огонь вместе со мной, а я двигаюсь к нему, обнимаю его торс руками, опускаю голову на его спину, хочу получить очередную дозу успокоительного тепла, которое в данный момент может дать мне только он. Тимур накрывает мои руки своими большими ладонями, и я вновь чувствую себя защищенной от всего мира.