– Ладно, Дин. О хорошем поговорили, теперь давай о менее приятном.
Розовая пелена рассеялась в моменте. Дин моментально вернулся в реальность, начиная ощущать все внешние раздражители с двойной силой. Банка газировки сильно холодила руку, от приоткрытого окна доносился противный сигнал попавших в пробку неподалёку машин. Стала напрягать даже сонная муха, что периодически дёргала крыльями, сидя где-то под потолком в углу.
– Ты мне скажи вот что… Долго ты собираешься этим заниматься? – мужчина с неким презрением поднял глаза на парня, словно заодно анализируя его с ног до головы.
– Вы про то, что я убиваю разных ублюдков?
В ответ Мори лишь протяжно вздохнул, закрыв глаза и коротко покачав головой. В этом кивке было и понимание, и отрицание. Было видно, что он не знает, как конкретно к этому относиться.
– Буду заниматься этим столько, сколько потребуется.
– А если я прямо сейчас вызову сотрудников общественной безопасности? – поинтересовался Маноду, словно загоняя иголку под ноготь Дина этим вопросом.
– Глупость, – поморщился Иватани. – Вы же не думаете, что тюрьма меня остановит? Речь идёт о мести за самого близкого мне человека, а не о самодурстве и хулиганстве. Неужели вы и правда считаете, что перерыв в двадцать семь лет успокоит меня?
– Не считаю, – безэмоционально пробурчал Мори, делая очередной глоток. – И тому свидетельствует моя целая дочь. Будь ты робок в отношении закона, то, скорее всего, Каэдэ вернулась бы домой не просто со слезами на глазах. Если вернулась бы вообще.
Доктор смотрел в пол, пока говорил всё это, однако, стоило ему закончить, он поднял свой холодный взгляд на обеспокоенного Дина, который всеми силами скрывал своё напряжение.
– Ты ведь преступник, – с толикой сочувствия произнёс блондин. – Понимаешь?
– Превышение самообороны не считается тяжким преступлением.
– А я говорю не про тех застреленных, – легко парировал Мори, вновь пронзая Иватани своим взглядом, словно ледяным копьём.
– В таком случае… – Дин демонстративно отставил колу и сложил руки на груди, явно давая понять, что он не собирается признаваться в иных преступлениях, – …я не понимаю, о чём вы.
Мори был спокоен, как удав. Он словно не услышал последние слова Дина, продолжая пристально смотреть на него. Тихо засопев, он подогнул под себя ногу и уставился в окно, от которого так и веяло летним теплом после ярых дождей.
– Ты когда-нибудь представлял себя на месте отца? – неторопливо спросил Маноду, не отрываясь от видов цветущего мегаполиса за окном.
– Представлял. Ему тяжело, но не тяжелее, чем мне. Одинаково, я бы сказал.
– Я не про твоего отца. Просто. Представлял ли ты себя отцом?
– Н-н-нет? – с задержкой ответил парень.
– А мне и представлять не нужно. Потому я знаю, как лучше поступать, будучи этим самым отцом. Я прекрасно понимаю, кому стоит доверять свою дочь, а от кого её лучше прятать, спасая всеми силами.
– Хотите сказать, что я опасен для Каэдэ?
– Не хочу, а говорю. Я не идиот, мне предельно ясно, что ты убил не только тех, кто напал на мою дочь. Мне в принципе страшно знать, скольких ты свёл в могилу. Хотя, пожалуй, я и не хочу этого знать. Понимаешь, к чему я веду?
– Что я сорвусь на Каэдэ и причиню ей вред?
– Это второе опасение. А самое первое – что за тобой придут федералы, скрутят тебя в бараний рог и отправят в «Последний День», где ты будешь кра-а-айне долго думать над своим поведением. И отец твой поедет в этот санаторий вместе с тобой за ручку.
Наступило затишье. Дин исподлобья глядел на слишком уж спокойного Мори, который мирно попивал кофе, иногда специально хлюпая, чтобы разбавить паузу.
– Я преступник, – Дин вытянул руку и выставил указательный палец, начиная счёт. – Я представляю угрозу для вашей дочери, – он вытянул второй палец. – Я без пяти минут конченый маньяк, который будет готов резать всех без разбору. Но что-то я не вижу в этом списке причины, по которой вы должны были примчаться по первому зову полиции спасать меня. Почему на помощь приехали именно вы? Почему не кто-то другой?
– А что, кто-то ещё смог бы вылечить твою контузию в полевых условиях?