– Эй! Подъём! Давайте, нужно уходить! Парни! Парни! – но ответа так и не последовало.
С лица Оды начала капать кровь, пачкая собой рукава. Он почувствовал, как левая щека потеплела и боль от неё стала сильно отдавать в голову. Прикоснувшись к лицу ладонью, офицер чуть ли не зашипел от возникшей боли. Видимо, какой-то из осколков попал в область его головы и оставил после себя длинный разрез от нижнего края носа до самого подбородка, разведя ткани, как шторы. Окончательно растерявшись, Иватани интуитивно принял последнюю попытку спасти своих. Схватив за руки двоих спецназовцев, он притянул их в сторону двери, сделав несколько неуверенных шагов вдоль коридора. Следом за ними пошли Атсумэ и Дин. Ода из последних сил волочил их по паркету, вкладывая остатки своей воли в каждый шаг. В глазах мутнело, руки дрожали, тошнота подступала к горлу, но ситуацию спасли выбившие дверь пожарные, что вместе с медработниками стали вытаскивать пострадавших. А дальше только темнота, ощущение чужих прикосновений и своего ватного тела.
***
«Ужасные события произошли на днях в районе Ханамитсу, где в ходе операции по поимке наркоторговцев при исполнении погибли двое работников городской полиции. Сержант Энтони Холидэй и капрал Кристофер Кэмпбелл отдали жизни за наш с вами покой и сохранность. Остальной состав получил серьёзные травмы, и прямо сейчас каждый из них находится под медицинским наблюдением. Врачи утверждают, что их жизни ничего не угрожает. Столь печальные события произошли из-за взрыва, что был заранее спланирован группой нелегальных лиц. Увы, но на данный момент полиция не знает ни имён, ни лиц нарушителей. Остаётся надеяться, что наши доблестные защитники вскоре доберутся до правды и заставят виновников покаяться в совершённых грехах. В эту пятницу будут организованы проводы для погибших полицейских, в связи с чем дороги на четырнадцатом микрорайоне будут полностью перекрыты для проведения церемонии. Лаура Торрес, Пятый Канал. Далее о новом финансировании нашего города вам расскажет…»
Телевизор выключился. Сидящий в своей больничной койке Ода наконец смог дотянуться до пульта, хоть это и стоило ему запаса всех накопленных за два дня сил. Прокашлявшись, Иватани вновь облокотился на подушку и уставился в окно, где только-только появился рассвет на горизонте. Утро приближалось слишком быстро.
Голова была пуста. Детектив совершенно не хотел нагружать себя излишними переживаниями, ибо понимал, что и без того сполна наберётся горя во время прощальной церемонии. Все эти два дня он не желал слышать ни о сыне, ни о парнишке, что был у него на попечении, ни о своём отряде, так что любые новости от работников больницы он просто игнорировал самым простым способом – уходя в себя. После смерти жены ему совершенно не хотелось продолжать жить, несмотря на то, что у него оставались обязательства на работе и в семье, в которой остался только родной сын. Апатичное состояние преследовало его очень долгое время, которое он ощущал в десять раз медленнее, чем оно было на самом деле. С прибывшим стрессом ему помог справиться алкоголь, которому он предался всего на месяц, однако этот самый месяц стоил ему доверия своего сына. Он совершенно не знал, как поступать, не был уверен в своих действиях и словах, а потому решил обратиться к богу, будучи в крайней степени отчаяния. Полный день Ода молился и просил дать ему хоть какой-то знак. И он получил его во сне. В этом сновидении некий человек без лица просто положил свои руки на голову Иватани, начиная греть его своим теплом. В тот момент лейтенанту было так хорошо, что он был готов уйти в небытие прямо тогда. Озарение будто пришло само собой. Вместо того, чтобы сдаться сейчас, Ода был обязан отомстить, а уже после думать над целесообразностью своей жизни. Никто из рода Иватани не имеет морального права оставлять обидчиков их семьи безнаказанными. По пробуждению Ода завязал с алкоголем на следующее же утро.
Но теперь, когда всё снова обернулось крахом, лейтенант совершенно не хотел продолжать. Он понимал, что если его сил недостаточно даже на подобные операции, то и на месть убийцам с динамо ему не стоит и надеяться. Всё просто как дважды два. И правда. Куда уж старому полицейскому тягаться с бандой мутировавших отморозков.
Дверь с шорохом отодвинулась в сторону и на пороге показался знакомый образ. Лениво обернувшись в сторону гостя, Ода задержал дыхание, как только узнал своего сына. Немая сцена продолжалась всё то время, пока младший Иватани закрывал за собой дверь, шёл вдоль комнаты и садился на край кровати. Дин был мрачнее тучи, а его состояние отлично подчёркивала огромная гематома на всю правую часть лба с вытекающей из неё фингалом на всё тот же несчастный слепой глаз.
– Как ты? – тихо поинтересовался Дин.
Отец недоверчиво подтянул к себе колени и вжался в стену, уводя взгляд куда-то в сторону. Тяжело начать непринуждённую беседу после всего произошедшего.
– Херово, я знаю. Глупый вопрос. Прости.
Не было ни напряжения, ни ощущения, что кто-то находится не в своей тарелке. Каждый в этой комнате ощущал себя одиноким, будто рядом и вовсе никого нет.
– Пап. Понимаю, я поздно загоняю эту тему, но лучше уж я скажу сейчас, чем после буду гаситься до конца жизни. Мне жаль. Я подставил тебя, Атсумэ и весь отряд. Двое погибли. Атсумэ до сих пор в коме. А у тебя теперь новый шрам на роже.
Скинув с себя куртку, Дин аккуратно сложил её квадратиком и положил на край тумбочки, что стояла у кровати. Холодок пробежался по оголённым рукам. Младший Иватани тихо засопел.
– Мне страшно.
После этих слов Ода поднял взгляд и уставился на Дина с глазами, полными непонимания.
– Почти каждый день я забираю у кого-то жизнь. Я делаю это по твоей указке и потому что думаю, что мама бы мной гордилась. Но разве она бы одобрила убийство? Мы с тобой на пару совершаем такие бесчеловечные вещи, притворяясь, что так должно быть. Нам надо отомстить именно тем людям, кто забрал у нас маму. Вместо этого мы просто убиваем кого попало и делаем вид, что что-то меняется. Мне не нравится причинять людям вред. Каждую ночь мне снятся их крики. Ещё немного, и крыша окончательно поедет.