В этот момент к Двейну сзади подскочил слуга и приставил к его горлу нож.
— Только дёрнись.
Доктор устало опустил пистолет и сказал:
— Пошёл вон.
— Я не уйду, — спокойно ответил Двейн.
Ни один мускул не дрогнул на лице парня. Доктор простонал.
— У тебя есть минута.
— Моя жена умирает. Всю ночь был жар, а утром она начала бредить. Я всю ночь обтирал…
— Ты знаешь, что мой день расписан по минутам? И сколько стоит мой визит? — пребил его доктор.
— У меня есть немного денег, но я знаю, что этого мало. Больше у меня нет.
— Жалостливые истории никогда на меня не действовали. Тут полгорода умирает от лихорадки в этом чёртовом болоте. Так что, если пришёл взывать к моей совести, то не трать время зря. Совести у меня нет и жалости тоже. Вас много, а я один. Выкини его за дверь, — он развернулся спиной.
— Тогда что, если не совесть и жалость, заставляет Вас раз в месяц приезжать бесплатно в «Роттон», чтобы осматривать детей? — в отчаянии выпалил Двейн.
Доктор быстро развернулся и с удивлением посмотрел на парня, и после небольшого замешательства спокойно ответил:
— Гонорар, и не более того.
— Я точно знаю, что Вам за это не платят.
Доктор молча кивнул головой слуге, чтобы он вышел. Тот замешкался в нерешительности.
— Оставь нас.
Слуга убрал нож и молча вышел.
— Кто ты?
— Всего лишь один из тысячи воспитанников «Роттона».
Доктор смотрел на него, пытаясь что-то вспомнить, но похоже, безрезультатно.
— Она всё, что у меня есть. Она смысл моей жизни. Прошу Вас, — он выгреб все деньги из кармана и положил на стол. — Ну Вы же давали клятву Гиппократа? Ей всего девятнадцать лет.
— Меня этим не проймешь, вчера у меня на руках умер двухлетний ребёнок, — рассеянно пробубнил доктор, пытаясь что-то вспомнить.
И тут Двейн медленно опустился на колени и поднял полные боли глаза, в которых стояли слёзы.
— Я умоляю Вас. Я никогда ни у кого ничего не просил… Я бросил её там одну умирать. Я сделаю всё, что Вы скажите. Я прошу Вас, — он быстрым движением смахнул предательскую слезу и опустил глаза в пол.
— Я вспомнил тебя, — Двейн вздрогнул от неожиданности и поднял глаза, — Ты тот мальчишка, который вечно ходил с ссадинами и синяками? Ты так ни разу и не дал себя осмотреть и всегда отвечал, что споткнулся.
Двейн молча смотрел на него, а потом еле слышно выдохнул:
— Пожалуйста…
Сердце доктора дрогнуло. Все эти годы этот маленький брошенный ребёнок, а потом и юноша, ни разу не попросил о помощи и не пожаловался. А сейчас в его глазах было столько боли и отчаяния.
— Хорошо. Будем считать, что этот визит пойдёт в счёт всех твоих неиспользованных осмотров.
— Спасибо, — Вей встал с колен, пытаясь скрыть подступившие слёзы, — только, пожалуйста, скорее. Она там совсем одна и столько времени уже прошло, я боюсь, что… — он осёкся.
— Поедем в моём экипаже, и забери свои деньги. Жди меня на улице.
***
Прошло уже минут двадцать, как доктор был внутри и осматривал Эбби. Двейн стоял под дождём и его била нервная дрожь. Он всё никак не мог успокоиться. Он чуть не потерял сознание, когда они вошли в дом и их встретила гнетущая тишина. На мгновение ему показалось, что они не успели. И когда доктор нащупывал пульс на бледной руке, парень не дышал. А когда тот повернулся и ободряюще кивнул, Двейн выскочил на улицу. Теперь же он стоял под дождём, пытаясь хоть немного успокоить бьющееся о грудную клетку сердце. Он еле держался на ногах и не услышал, когда вышел доктор. Мистер Харрис коснулся его плеча, от чего парень вздрогнул и обернулся.
— Хочешь лечь рядом с ней? Зачем вышел под дождь?
Двейн схватил доктора за запястье и потянул его под крышу. Потом понял всю неуважительность своего жеста и быстро убрал руку, смотря на доктора с надеждой и тревогой. Не выдержав этого взгляда, мистер Харрис сказал:
— Ты был прав, она сильно простудилась. Не знаю, как ты догадался, но если бы ты не обтирал её всю ночь и не сбивал жар, она не дожила бы до утра, — а потом, увидев, как побледнел парень, добавил, — Всё, что я смог сейчас сделать — это временно немного сбил жар, но ей нужно лекарство. Всё ещё осложняется, — он замялся и как будто передумав что-то говорить, тихо добавил, — Без лекарства у неё не больше суток, а может и меньше. Мне жаль.
— Где его взять? — спросил бледный парень.
— Ты знаешь сколько оно стоит? Целое состояние, — и увидев решимость в глазах парня, — И если ты думаешь, брать штурмом фармацевта, то не стоит, там охрана посерьёзней, чем мой пистолет, да и приступов жалости или совести я у него никогда не замечал.
Двейн поднял на него глаза, а доктор, расценив этот взгляд по-своему, сказал:
— У меня сейчас таких денег нет. Лекарство готовится больше недели, а если покупать уже готовое, то это не реальные деньги. Но времени ждать у неё нет. Мне жаль.
Двейн был странно спокоен, бледный как стена, но спокойный, как человек, который уже принял важное для себя решение.
— Доктор, я прошу Вас только написать, как оно называется и как его давать.
Мистер Харрис в упор посмотрел ему в глаза.
— Если ты задумал что-то дурное, то я ничего писать не буду. Спасать жизнь одному человеку ценой жизни другого, это без меня.
— А говорили, что у Вас нет совести? — грустно улыбнулся Вей, — Я обещаю, что никто не пострадает. Если только я, — одними губами добавил он. — Спасибо Вам, большое спасибо. Я Ваш должник на всю жизнь. Я не могу Вас больше задерживать, но если Вы завтра будете проезжать мимо, может…
— Я зайду. И, Двейн, помни, что ты мне обещал, — быстро написав название лекарства, доктор вскочил в экипаж.
Двейн на непослушных ногах вошёл в дом. Только сейчас он почувствовал, как смертельно устал. Он тяжело опустился на колени перед кроватью. Эбби лежала такая же бледная, а под глазами залегли тёмные круги, но дыхание её выровнялось. Двейн был весь мокрый, поэтому он осторожно прижался губами к её лбу. Ему показалось, что стараниями доктора жар немного спал. От прикосновения холодных губ девушка вздрогнула и немного приоткрыв глаза, еле слышно выдохнула:
— Вей.
— Я здесь. Я рядом, родная. Я с тобой, — он ласково погладил её по щеке.
Девушка хотела сказать что-то ещё, но сил не было.
— Я люблю тебя. Детка, не трать силы. Поспи, — он опустил глаза на её бледную руку, лежащую вдоль тела ладошкой вверх. Нагнулся и осторожно положил голову на её ладонь. Пальцы девушки слегка дрогнули.
«Минуту, всего минуту… Эбби, я так боялся, что не успею, что больше не увижу тебя живой, — он тихо плакал. Весь ужас сегодняшнего дня отнял последние силы.
Он полежал так ещё несколько минут, собираясь с силами и наслаждаясь её близостью и родным теплом, а потом надрывно вздохнув, прошептал:
— Я знаю, что ты никогда меня не простишь, но по-другому я не могу, — он поцеловал её ладошку, — Тебе ещё немного придётся побыть одной, прости, но так нужно, прости, я быстро… быстро, как только смогу.
Шатаясь из стороны в сторону, Двейн прошёл к рабочему столу, выдвинул ящик, откинул дорогую ткань и посмотрел на золотые часы на цепочке. Сегодня он должен был вернуть их хозяину. Сама судьба случайно дала ему шанс спасти любимого человека. Никакого выбора не стояло, решение он принял сразу. Сейчас он боялся только одного — не успеть.
Завернув часы, Двейн положил их за пазуху и взяв с кухонного стола нож, засунул его за голенище сапога, с нежностью посмотрел на спящую девушку и быстро вышел. Времени до того, как хватятся часов, оставалось немного.
Как он оказался в самом бандитском районе города, Двейн даже не запоминал. Не задавая лишних вопросов, здесь продавали и покупали всё, что только можно было украсть в городе и его окрестностях. Сделки совершались быстро. Самым главным было вырваться после продажи живым и с деньгами.