Спустя четверть часа маркиз Д’Алваро вошел в спальню супруги, преисполненный решимости загладить былые грехи всеми доступными способами. Опыт у него, в отличие от Лавинии, был, и желание тоже. «Милостью богов, хотя бы сегодня не опозорюсь», — подумал он, со свечой в руке переступая порог темной комнаты. Маркиза, уже облаченная в ночную рубашку, лежала в постели. Услышав его шаги, она повернула голову, бросила беспокойно-растерянный взгляд на подсвечник в его руке, но ничего не сказала. Астор, подойдя, поставил свечу на прикроватный столик и присел на край кровати. Он и сам как-то вдруг растерялся, словно юнец на первом свидании, — и это при законной супруге, с которой ему уже не раз приходилось делить постель!.. Какая нелепость, подумал он. Взглянул в бледное лицо жены — судя по вымученной ответной улыбке, Лавиния уже приготовилась к худшему, и переубедить ее будет непросто. «Раньше бы мне об этом подумать», — мысленно подосадовал он. Потом ободряюще улыбнулся супруге и накрыл ладонью ее лежащую поверх одеяла руку. Лавиния чуть заметно вздрогнула, но руки не отняла. Уже неплохо, подумал Астор. И, решительно изгнав из головы сторонние мысли, склонился над супругой. Ласково коснулся пальцами нежной белой кожи на ее шее, потянул на себя край шелковой ленты на горловине ее рубашки — лента тихо зашелестела, распускаясь — и прикрыл глаза. Тонкий батист под рукой чуть слышно пах мыльным корнем и лавандой, а под его невесомым покровом ощущалось тепло женского тела, молодого, гладкого, кружащего голову не хуже вина. Рубашка поползла вниз, пальцы коснулись белой шелковистой кожи, и Астор, не совладав с собой, мягко прижался губами к голубовато-розовой ложбинке между двух маленьких налитых грудей. Лавиния, снова вздрогнув, чуть слышно вздохнула. Он улыбнулся про себя. И, потянувшись поцеловать жену, замер. Маркиза лежала, вжавшись затылком в подушки и зажмурившись, а на ее бледном, словно бы враз окаменевшем лице застыло выражение такого отвращения, что, казалось, еще немного — и ее просто вывернет наизнанку. Астор медленно выпрямился. Желание стремительно покидало тело, оставляя вместо себя только едкую до горечи пустоту. «Это же надо так любить детей!» — пронеслось в его голове.
Отведя взгляд от лица супруги, маркиз прикрыл ей грудь сползшим краем рубашки, тяжело поднялся на ноги и, забыв о свече, молча вышел. Он не обернулся на громкий шорох одеял позади, не ответил на долетевшее в спину растерянное «В-ваше сиятельство? Что с-случилось? К-куда вы?» — он покидал поле боя, потерпев сокрушительное поражение, и единственное, чего ему сейчас хотелось, — укрыться в своей норе, как подбитому зверю. Конечно, он знал, что жена не любит его и не хочет — но чтобы настолько?.. Уже на пороге собственной спальни вновь вспомнив застывшее лицо Лавинии, его сиятельство с трудом подавил желание зажмуриться по ее примеру. Интересно, подумал он, и вот так было каждый раз? Во все предыдущие ночи? «Теперь понятно, откуда взялся тот уксус, — мрачно подумал Астор. — Удивительно, что вообще не петля!»
Он закрыл дверь и опустил задвижку. Потом, сбросив халат, улегся в холодную постель и попытался уснуть, но ему не дали. Пяти минут не прошло, как в дверь робко, просительно поскреблись с той стороны, и дрожащий голос Лавинии позвал:
— В-ваше сиятельство! В-ваше… Астор! В-вы здесь?
Маркиз притих, на всякий случай даже перестав дышать. Может, решит, что уснул, постоит да уйдет?.. Ручка двери, вздрогнув, несколько раз опустилась книзу, на пару секунд в коридоре стало тихо, а потом постучали снова. Тихонько, словно бы извиняясь.
— Астор! М-мне м-можно войти?..
Он мученически скривился. Нет, не уйдет, это же Лавиния. «Ну что за наказание», — подумал его сиятельство, вынужденно оставляя таки постель. Нашарил в темноте на столе кремень и огниво, зажег свечу и поднял задвижку. Распахнул дверь — жена стояла в коридоре, босыми ступнями зябко переступая с одной половицы на другую, вид у нее был потерянный, лицо несчастное, а глаза на мокром месте.
— Входите, — устало сказал маркиз. — Что же вы босиком, пол холодный…
Лавиния шагнула через порог.
— П-почему в-вы ушли? — тихо спросила она. — Я что-то н-не так с-сделала?..
Астор отвел взгляд в сторону. «Это я всё сделал не так», — подумал он. А вслух сказал:
— Не беспокойтесь, вы тут ни при чем. Но что касается детей — боюсь, нам придется смириться с одним Алонсо.
— П-почему?..
Маркиз невесело усмехнулся и, все-таки найдя в себе силы посмотреть ей в глаза, пояснил:
— Потому что я вам противен, а силой вас брать не хочу. Не отпирайтесь, я видел ваше лицо там, в спальне — будь ваша воля, вы бы меня к себе и на арбалетный выстрел не подпустили. Никакие дети того не стоят, Лавиния.
Она беспомощно заморгала. А маркиз, нагнувшись, подобрал с пола свой халат и закутал в него супругу.
— Вот, — сказал он. — Не замерзнете по пути. Возвращайтесь в постель, вы вся дрожите.
Лавиния снова моргнула, не сводя с него глаз. А потом вдруг закрыла лицо руками и тихо всхлипнула — так горько и безнадежно, что Астору стало жаль ее. Поколебавшись, он обнял супругу за плечи и осторожно прижал к себе.
— Ну, ну, — сказал он как можно мягче. — Что случилось?
— М-мне т-так стыдно, — прошептала Лавиния, уткнувшись лицом ему в грудь. — Я обидела в-вас… Я н-не должна была… Это неправда, Астор! Вы вовсе мне не п-противны! Н-не вы, а…
— Ш-ш. Я понимаю.
— И дело не в д-детях… К-конечно, я бы хотела, но… В-вы ведь мой муж и… и… вам же н-надо…
Астор тяжело вздохнул.
— Ничего мне уже не надо, — сказал он, утешительно целуя жену в макушку. — И не корите себя, прошу вас, вы и так сделали для меня больше, чем я того заслуживал.
— Я?..
— Ну конечно. Вы подарили мне сына, а моему графству — будущее. Разве этого мало?
— Н-но… это ведь был м-мой долг…
— Да ну их к лешему, те долги, — отмахнулся Астор. — Пойдемте-ка лучше спать. Завтра нам с вами весь день придется провести в садах — я хотел, чтобы вы посмотрели на весеннюю подготовку деревьев. Хороши же мы будем, как выражается Гарет, «оба-двое» со слипающимися глазами!..
Он фыркнул, и Лавиния, всё еще не смея поднять взгляд на мужа, робко улыбнулась куда-то ему в плечо.
— Сп-пасибо, — тихо сказала она.
— Не за что. Согрелись хоть немножко?
— Д-да…
— Вот и хорошо, — маркиз Д’Алваро плотнее закутал жену в халат и уже взялся за пояс, когда из коридора донесся торопливый стук подошв, и в спальню ввалился Гарет.
— Ваше сиятельство! — с порога выпалил он и осекся, увидев хозяйку. — О! Покорнейше прошу извинить…
Астор повернул голову.
— Постучать — руки отсохнут? — недовольно осведомился он. — Что за демон тебя принес посреди ночи?
Денщик, конфузясь, сделал еще шаг вперед и протянул его сиятельству сложенную вдвое записку.
— Только что голубь прилетел, — пояснил он. — С заставы. Вы велели будить, не чинясь, ежели вдруг что…
Брови хранителя коротко, резко сошлись на переносице. Выпустив жену из объятий, он принял записку, развернул и скользнул по ней взглядом. Лицо его посуровело.
Послание было короче некуда. На клочке бумаги неровным размашистым почерком Фабио было выведено только одно слово: «Хелвинд».
Глава 27
Солнце садилось, алым ликом купаясь в песках, как в море. Застывшие волнами барханы из охристо-желтых перецвели в оранжево-красные — и тем же цветом окрасились разлапистые султаны пальм в самом сердце оазиса, притулившегося на краю пустыни. У него даже не было имени, у этого маленького живого пятнышка, затерянного в песчаных дюнах, настолько он был крошечный и невзрачный, и ни один караванщик не знал к нему дороги. Однако оазис не был заброшен. А тот клан Ветров Пустыни, что им владел, не променял бы его и на две золотые жилы — глава почтового двора Алмары платил за аренду щедро, а за молчание и того больше.