— Ваш сын просил меня, ваша светлость, не говорить вам о том, что с ним случилось, — сказал Кендалу Бервик в тот горький день, когда карета с черным трилистником на дверце увезла Нейлара из отчего дома. — И я обещал — хотя, к стыду своему, вынужден был солгать. Как мы и боялись, новый фантомаг Геона Данзару встал поперек глотки: настолько крепко, что нынешней ночью его агенты пытались выкрасть вашего сына, а после — убить… Нет-нет, не беспокойтесь, ваша светлость, всё кончилось благополучно. Однако кто может гарантировать, что в следующий раз гончим Мэйнарда Второго всё-таки не улыбнется удача?.. Его величество не хочет рисковать — ни вашим сердцем, ни жизнью вашего сына. Редкий дар Нейлара, увы, может сослужить ему очень плохую службу, а обычной охраны, как мы уже имели несчастье убедиться, тут недостаточно, поэтому мне было велено препроводить его во дворец, поближе к трону. Мне жаль, если я расстроил вас, ваша светлость. Я знаю, вы привязаны к сыну. Но, думаю, вы понимаете, что так будет лучше для всех — и в первую очередь для него самого.
Под конец своей речи Бервик уверил ошеломленного отца, что во дворце его наследнику будут созданы все условия, а заботу о его безопасности лично возьмет на себя правящий дом, — и Нейл уехал. А Кендал остался здесь, с новой тяжестью на сердце, умалить которую не в силах были никакие лекарства. Он понимал, что их с сыном жизни заботили Рауля Первого в последнюю очередь. Шла война, ситуация на западном фронте складывалась не в пользу Геона, и его король использовал любую возможность склонить чашу весов на свою сторону. А фантомаг доказал свою полезность еще у берегов Бар-Шаббы — такой козырь глупо было выпускать из рук, Кендал понимал и это. И всё бы ничего, но ведь речь-то шла о его сыне! Что, если государь сочтет нужным использовать дар Нейлара в Черной долине?.. Что, если следом за Хелвиндом падет и она?..
«Светлые боги, — с горечью думал герцог, закрывая глаза, — почему не кто-то другой? Почему не хоть тот же Райан Рексфорд, который обеими руками ухватился бы за такую возможность? Почему Нейлар?» Уголки губ его светлости, дрогнув, опустились вниз. «Она хотела летать», — всплыл в памяти голос сына. Кассандра Д’Элтар… Конечно, не ее вина в том, что искреннее желание друга помочь ей обернулось к его же несчастью, — кто мог предположить тогда, семь лет назад, чем обернется их случайная встреча? И всё же одержимость юной баронессы драконами сыграла свою роль. Да, фантомаги — большая редкость, но еще ни один из них за всю историю не поднимал фантома, что был способен сражаться! Конечно, были големы. И это было овеществление, но иное — да и сколько за раз тех големов можно было поставить в строй? От силы десяток! А дракон — это не человекоподобный болван, даже из арбалета стрелять не способный…
Его светлость откинулся затылком на подголовник. Тепло разгоревшегося камина и привычный уют кресла навевали дремоту. Всё-таки, он устал за этот день. «И до выздоровления мне еще далеко, стоит, наверное, всё же вернуться в постель», — вяло подумал герцог, не делая даже попытки встать. Да, он устал. И от своей болезни, и от череды сплошных поражений, и от собственного бессилия. Ничего уже не хотелось, только забыться, и Кендал не стал этому противиться. Отяжелевшие веки потянуло книзу, голова склонилась на грудь, а перед глазами его из сгустившейся вокруг мягкой, зыбкой тьмы возник Туманный хребет, весь окутанный у подножия покровом цветущей желтозубки. Над хребтом кружились драконы. Большие и малые, черные и бурые, они парили в вышине, задевая крыльями облака, а их тени скользили по ядовитому ковру желтозубки, делая его похожим на пятнистую леопардовую шкуру. Да, желтозубка растет только в предгорьях, кадету Д’Элтар нечего опасаться… Первый алхимик Геона, уже совсем было провалившись в сон, вдруг потревоженно шевельнулся. Неясно нахмурил брови, пожевал губами и открыл глаза.
— Драконы, — хрипло уронил он, глядя прямо перед собой. — На Туманном хребте есть драконы? Дикие? Есть?..
Библиотека молчала, только в камине негромко потрескивали поленья. Его светлость моргнул и медленно выпрямился.
— Есть, — сам себе ответил он. — Должны быть! И падальщики среди них должны быть тоже!
Рассвет королевский алхимический корпус встретил в полном составе и на ногах. В лабораториях экспериментальных отделов ярко горел свет, по коридорам от одной двери к другой носились гонцами младшие лаборанты, а в личном кабинете первого алхимика яблоку негде было упасть. Верховный маг, граф Бервик, магистр щита, оба заместителя его светлости, главы экспериментальных отделов… Секретарь магистра, это воплощение невозмутимости, сновал из кабинета в приемную и обратно — то с опустевшим и вновь наполненным кофейником, то с запиской для герцога эль Гроува, то с ответом на эту записку, и лишь напряженный взгляд, что он то и дело бросал на запертую дверь лаборатории патрона, выдавал его тщательно скрываемое волнение. Секретарь не был алхимиком, но под началом его светлости служил уже почти десять лет и о Дымке, конечно, знал. Здесь, сейчас решалась ее судьба — а значит, в немалой степени судьба всего Геона — и с каждым новым, убийственно неторопливо текущим часом смирять нетерпение становилось всё сложнее.
Первый алхимик, по слухам, лежащий дома едва ли не при смерти, во втором часу ночи шагнул из воронки в центр своего кабинета — как всегда, деловитый, подтянутый, облаченный в строгий магистерский камзол и совсем не похожий на умирающего. Разве только лицо его было бледней обычного да щеки ввалились — однако серые глаза знакомо сверкали сталью. Герцог разбудил дежурного, послал с ним записку верховному магу и заперся в личной лаборатории. А спустя всего час корпус встал с ног на голову. Секретарь, которого выдернули из шахтерского городка близ лагеря Россайн, уже успел отвыкнуть от такой суеты и положительно сбивался с ног — что, однако же, не мешало ему ловить обрывки разговора, долетающие из кабинета.
— …почти с десяток видов, от пещерных когтекрылов до всякой мелочи, вроде красноголовок, но…
— Красноголовки?
— Летучие змейки, магистр, мелкие падальщики, их даже за драконов многие не считают — так, кормежка для более крупных собратьев…
— Падальщики? Значит, он полагает… Но желтозубка! Как вы могли упустить из виду бич всех наездников, она же известна каждому в Геоне!
— Мы проверяли, граф, но отдельно, не принимая во внимание драконов, — а они, очевидно…
Крышка кофейника, стоящего на спиртовке, мелко задребезжала. Секретарь, нехотя отвлекшись от чужой беседы и погасив огонь, переставил кофейник на стоящий тут же поднос. Подумав, взял с полки свою кружку, плеснул в нее немного кофе, поднес ко рту — но и глотка сделать не успел. В приемную ворвался топочущий вихрь, в котором смутно угадывались очертания кого-то из экспериментаторов шестого отдела. Вихрь, едва не снеся по пути секретарский стол, пролетел через приемную, и спустя мгновение из кабинета первого алхимика донеслось:
— Ваша светлость! Ваша светлость, сожрал! Всё до последнего листочка!
В наступившей тишине раздался легкий скрип двери и голос магистра:
— Реакция есть?..
— Почти сразу пошла, ваша светлость! Впал в анабиоз, мы фиксируем изменения, но, похоже…
— Изменения какого плана? В плюс или в минус?
— В плюс, ваша светлость, в плюс! Кажется, вы были правы!
— Хорошо, если так. Возвращайтесь в опытный зал, Фортес, я сейчас подойду. И не спускайте глаз с дракона, важна любая мелочь.
— Будет сделано, ваша светлость!
Топочущий вихрь пронесся мимо секретаря в обратном направлении. Тишина, окутавшая было кабинет магистра алхимии, всколыхнулась и вновь рассыпалась голосами. Все присутствующие говорили одновременно, грохотали отодвигаемые стулья, скрипели подошвы по паркету…