— Куда?! — Мелания схватила ее за локоть. — Хочешь попробовать свои силы? Воображаю, газетные заголовки: 'Юстина Зизий сняла заклинание, не давшееся лучшим магам города!'
— Может, нужна моя помощь, — проговорила Юстина и поймала себя на том, что оправдывается.
— Разумеется, там же не все черные маги и стражники собрались. Даже Аврелий Равилла и Сервий Целлер. Так что — да, без тебя им тяжко придется!
Юстина закусила губу, раздумывая. В чем-то Мелания права: глупо бежать разыскивать Тибия Троя и предлагать свою помощь, когда там и без нее.... И Юстина залезла обратно на бортик.
Черные маги, посовещавшись, разошлись вдоль стены Ратуши. Тибий Трой отдал команду, и двадцатикратно усиленное заклинание ударило по чарам, запечатавшим Ратушу. Воздух помутнел, затянулся молочной дымкой. Казалось, что чары сейчас не выдержат и рассыплются, но спустя минуту дымка растаяла, а Ратуша осталась неприступной. Тибий Трой недовольно постучал палочкой по ноге и велел повторить попытку. Черные маги ударили снова. Воздух над Ратушей задрожал, точно жар над пламенем. Запечатывающее заклинание выдержало удар гораздо лучше, чем раньше.
Тибий Трой, понаблюдав за результатом, дал знак прекратить, а сам пошел к отдельно стоящей кучке черных и белых магов. Юстина опять испытала желание быть там, вместе с ними, а не глазеть со ступенек Библиотеки, отпуская ядовитые замечания.
Из людского водоворота выскочил Терентий Летилл. Одежда на нем сбилась и намокла от дождя. Пуговицы на плаще оборвались с мясом, но лицо горело возбуждением.
— Вы видели?! — лихорадочно блестя глазами, закричал он. — Двадцать магов не сумели снять заклинание! Великий чародей! Наши хваленные черные маги оказались перед ним детьми!
— Не кричи! И придержи восторги, — холодно посоветовала ему Юстина.
И даже Мелания дернула его за рукав:
— Тише!
— Что за глупости: тише! — он стряхнул руку Мелании. — Наконец-то случилось действительно выдающееся событие, а вы говорите мне: тише! Признайся, Юстина, тебе обидно за своих!
— А вам известно, кто этот темный волшебник?! — продолжал Терентий, не обращая внимания на щипки Мелании и упорный взгляд Юстины. — Порфирий Рофиллит! Юстина, а ты ведь его хорошо знаешь и можешь познакомить меня!
— Откуда ты взял это?
— Люди говорят.
Окружающие начали прислушиваться к громкому разговору. Кое-кто откровенно уставился на Юстину и Терентия, некоторые отошли от них прочь.
— Ты не там ищешь кумира, — холодно ответила Юстина. — И я тебя не стала бы с ним знакомить, даже если и могла это сделать.
— Уймись, тебе говорят! — прошипела за ней Мелания. — Ты привлекаешь к нам внимание!
— Уймись?! — Терентий Летилл негодующе посмотрел на обеих. — Как вы жалки! Не можете сознаться, что перед вами великий чародей! Вы боитесь, боитесь даже вообразить, на что он способен! И не смей затыкать мне рот!
И с этими словами Терентий Летилл ушел. Мелания изумленно взглянула на подругу.
— Какая муха его укусила?
— Слава.
Юстина, почувствовав прицельные взгляды множества глаз, спустилась со ступеней и завернула за угол Библиотеки. Здесь было меньше народу, и никто не таращился на нее откровенно.
Мелания, последовавшая за ней, ухватила подругу за рукав.
— Терентий сказал правду? Это Порфирий?
— Откуда мне знать?!
— Я по твоему лицу вижу, что тебе известно!
— Не выдумывай! Ничего ты не видишь. Для меня будет лучше, если он не имеет к этому никакого отношения и живет спокойно в каком-нибудь медвежьем углу, обзаведясь женой и пятью ребятишками. Мне пора домой.
'Нет, это какая-то несуразица! — говорила себе Юстина, пробираясь через площадь к Ратуше. — Порфирий — темный волшебник! Не может быть!.. Но дыма без огня не бывает'.
В последний раз она видела Порфирия шесть лет назад перед его отъездом на Границу. Расставаясь, они плакали. Юстина обещала ждать его, Порфирий клялся вернуться через два года. И оба нарушили обеты без сожалений.
Понятие 'темный волшебник' имело определенный, сложившийся в веках смысл. Не всякий маг с плохим характером становился им. Темные волшебники опирались не столько на собственную магию, сколько на действие могущественных темных артефактов. Именно в этом видели преступление, а не в честолюбивом желании положить к ногам мир. Ойкумена привыкла к играм честолюбцев, стремящихся к вершинам власти, и победителю прощалось все, но только не темные артефакты. Закрывали глаза даже на убийство — родятся новые дети. Но артефакты грозили уничтожить сам мир, а в уничтоженном мире не родится уже никто и никогда.