Юстина молчала и смотрела на Ипатия. Темные глаза ее мерцали в сгущающейся тьме ночи.
— Вот, значит, что! — проговорила она наконец и быстро пошла по дорожке.
Ипатий немного задержался, сорвал с клумбы белую хризантему и, нагнав девушку, протянул цветок ей.
— И вас это не смущает? — она поднесла цветок к лицу, но он пах только вечерним холодом.
— Смущает? С чего бы мне смущаться? Я темный чародей, заключенный, находящийся на свободе на птичьих правах.
Она опять остановилась и посмотрела ему в лицо.
— И каково это?
— Что?
— Обладать вашим могуществом? Что вы испытываете?
— Коварный вопрос. Откровенность за откровенность. Я начну. Каково обладать могуществом? Это наподобие, когда хочется пить — мечтаешь о воде, но когда сидишь по шею в луже — мокро и скучно.
— Неужели так?
Ипатий кивнул и стал серьезен.
— Ужас.
— Что 'ужас'? — не поняла Юстина.
— Я испытываю ужас. С тех пор, как меня выпустили на свободу, постоянно опасаюсь за свою жизнь. Все мои мысли подчиняются этому страху. Каково для великого темного чародея?
— Кажется, я вас понимаю, — медленно проговорила она. — Но берегитесь! Вас можно понять и в другом смысле — страх заставляет не только защищаться, но и нападать первым.
— Я так и думал, что вы поймете, — сказал Ипатий, и тепло исчезло из глаз Юстины. — Теперь ваша очередь откровенничать. Скажите, а каково постоянно сдерживать ярость, клокочущую внутри?
Он схватил девушку за локоть и притянул к себе.
— Ведь вам знакома ярость, Юстина?
— Отпустите!
Несколько секунд он смотрел ей в глаза, а потом разжал руку и отступил на шаг. Он отпустил, а Юстина все еще упиралась в него взглядом, твердо сжав губы. Она отшвырнула цветок и пошла по дорожке, но повернула не к дому, а вглубь сада. Ипатий последовал за ней.
— Вы знаете Порфирия очень хорошо. Что вы думаете о нем? — задал он вопрос после паузы.
— Знаю?
Казалось, она должна сердиться, но она отвечала ровно, как будто не было вовсе гнева несколько минут назад.
— Нет, я его не знаю теперь. Шесть лет назад он уехал отсюда мальчиком. С тех пор была Граница, Окраина. Откуда мне знать, какой он?
— Люди мало меняются.
Юстина искоса взглянула на Ипатий: как его понимать?
— Он хороший маг?
— Порфирий — черный маг, а плохих черных магов не бывает. Но он всего лишь черный маг. Вы понимаете меня?
— Думаю, да, — кивнул Ипатий. — Вы хотите сказать, что у магов, белых и черных, есть преимущества и недостатки.
— Именно так, — подтвердила она. — Он хороший черный маг, но посредственный чародей. Он всегда ловко разыскивал артефакты.
— Хватило бы у него смелости вступить со мной в поединок? Ведь даже с вашим умением обращаться с кнутом — результат непредсказуем.
— Думаю, этого он постарался бы избежать. Порфирий никогда не любил проигрывать.
— Мошенничал в игре?
— Бывало и такое.
Юстина замолчала. Ипатий искоса смотрел, как она кусает губу. Вероятно, какая-то мысль мучила ее.
— Почему вы не стали черным магом? — спросила она наконец.
Ипатий усмехнулся про себя. Юстина с наивной гордостью черных магов полагала, что нет ничего важнее в жизни, чем принадлежать к Дому. Понять это не сложно: обыватели подозрительно косились на них, за глаза обвиняя во множестве настоящих и выдуманных преступлений, а в ответ Дом сплачивался. И если Домы Белых магов и Целителей свободно пополнялись со всей Ойкумены, то к черным магам приходили, как правило, из семей черных магов. Ипатий принадлежал как раз к такой семье, и от него ожидали, что он продолжит ее традиции.
— Пытаетесь понять меня? Это будет несложно. Во мне нет яростной страсти, нужной черному магу. Я не мог стать целителем, потому что нет чувства 'особенности'. Не имею и вдумчивой созерцательности белых магов. Серые маги свободны от обязательств и ограничений.
— Свободным от обязательств и ограничений? — повторила она скорее удивленно, чем насмешливо. — Взаперти?
Ипатий усмехнулся с грустью.
— От людей, от общества никуда не денешься — нравится нам это или нет, — покачала головой Юстина.
— Можно спрятаться. В тюрьме, к примеру.
— И вы, конечно же, так и поступили, — Юстина подпустила в голос яда, пытаясь понять: уж не хочет ли он завлечь ее, интересничая, или же это признание, без кокетства, от чистого сердца?
Ипатий не ответил. Они вывернули из глубины сада на подъездную аллею.
На улице совсем стемнело. Над озером отполыхал оранжевый закат, и оно погрузилось в черноту ночи. Песочная дорожка едва виднелась под ногами. У ворот призраками маячили стражи в длинных непромокаемых плащах. Кто-то из них, заметив гуляющих, выкинул фоты, ослепительные в темноте. Ипатий отвернулся, прикрывая глаза от световой вспышки.