Выбрать главу

Ипатий задумчиво застыл, а затем приблизился к Хрисе.

— Как ты сказала? 'Она', 'эта'?

— Ах, ты опять о ней! — рассердилась Хриса, мгновенно догадываясь, о ком идет речь. — Я не буду говорить о ней — это не к добру! Уж прости мне суеверие....

— Времена меняются, не правда ли?! — ни к кому не обращаясь, пробормотал Ипатий.

— Вы говорите о хивии? — сообразил Зевий. — Их раньше не называли прямо, заменяя другими словами. Считалось, что хивия приносит несчастье, а назвать ее все равно, что пригласить в дом.

— Все сходится, — Ипатий щелкнул пальцами, выслушав историческую справку Зевия. — Все сходится.

И направился к дверям.

— Куда вы?!

— Мне нужно кое-что проверить.

— Не расстраивайтесь, мой мальчик! — утешительно проговорила Хриса, обращаясь к Лолию. — Темные артефакты ломали людей и посильнее вас! Мой вам совет на будущее: держитесь от них подальше!

Трой бросил перебирать брелоки и поспешил за Ипатием. За ними из кабинета вышел Гвидо. И едва за последним захлопнулась дверь, как Лолий покачнулся, ухватился за спинку стула и почти упал на сиденье, будто сломался внутренний стержень.

— Я дам вам успокоительного, — деловито сказал Лев. — И Хриса права: темные артефакты — штуки опасные и непредсказуемые. Вы еще дешево отделались!

Лолий посмотрел на него потухшими глазами. Он вдруг понял, что его долгая игра на публику кончилась, и люди вокруг видят истину, то, что столько лет он прятал за словами даже сам от себя. И он зарыдал, сотрясаясь всем телом.

— Зевий, у вас есть свободная комната, куда его поместить? — все тем же деловым тоном осведомился Лев, размешивая в стакане снадобья.

— Пятнадцать лет! Какая печальная история! Сколько напрасных мук! — Зевий пробормотал это себе под нос, и не сразу понял, что к нему обращаются. — Что вы говорите?

— Свободная комната.

— Сколько угодно!

Четверть часа спустя Ипатий поднялся в свою комнату. Фотий сидел за столом, сцепив пальцы.

— Я искал тебя, отец, — Ипатий остановился возле стола. — Сейчас уезжаю. Как там Зевий?

— Держится. Я не ожидал от него такого спокойствия.

Ипатий кивнул и помолчал.

— Юстина в большей опасности, чем я себе представлял. Порфирию передали слова Бареба, что 'она много знает'. И он уверен, будто торговец говорил о Юстине, поэтому похитил ее. Он хочет заставить Юстину достать артефакты из Столба.

Фотий помолчал и кивнул, соглашаясь с логикой сына.

— А если он уже это сделал?

— Со времени похищения прошло всего несколько часов. Будем надеяться на лучшее...

Ипатий замолчал, глядя за окно. Темноту рассекали косые струи дождя. Оголенные и мокрые ветви деревьев в свете фонарей свивали концентрические круги паутины.

— Какая мрачная осень. Я даже не помню, когда в последний раз светило солнце. Кажется, все дождь и туманы.

Фотий угрюмо наблюдал за сыном.

— Что беспокоит тебя?

— Я верчу в голове эту историю и так, и эдак. Нескладно получается. Вот смотри, даже Авделай Варен. Как он связался с Порфирием? У черного мага гордость доходит до гордыни. Что же столкнуло их? Гордого черного мага и такого никчемного волшебника, как Авделай. Порфирий и разговаривать бы с ним не стал. Мнится, есть некто неизвестный, объединяющий того и другого.

— И кого же ты подозреваешь?

— Мои подозрения столь чудовищны и нелепы, что требуют неопровержимых доказательств, — вздохнул Ипатий и добавил:

— Со мной едут Трой, Ворм и Новит.

— Лев? Зачем ему это?

— Вокруг него сплошные 'зачем'! — поморщился Ипатий. — Да и остальные не лучше! Вот на месте и разберемся. Там будет невозможно скрыть собственное лицо... или личину. Единственная, кому я доверяю, — хивия.

— Ты ее берешь? — удивился Фотий.

— Не догадался еще? Это она положила Звезды Фанаин в Столб пятнадцать лет назад. Зевий натолкнул меня на это своими рассуждениями, а хивия подтвердила. Никакая магия не способна причинить ей вред. Хивия — это единственный мой козырь. Порфирий о ней не знает. Он не застал ее в доме Ари Травла, а потом она ушла со мной в дом Зизиев, и до сей поры пряталась ото всех. Только Авделай, наверняка, заметил ее, но не связал с этой историей. А Бареб, между прочим, говорил о ней. Он обозначил хивию, как и Хриса, косвенно 'она', ведь Бареб живет также долго, как и Хриса, а быть может и дольше. К счастью, никто не догадался прямо спросить его о хивии.