Annotation
Всё началось с качелей.
Кокорина Анастасия Александровна
Кокорина Анастасия Александровна
По кругу
Началось всё с качелей.
Маленькая Люси до безумия любила старые, жутко скрипящие качели в десяти минутах ходьбы от их дома, поэтому родители заранее знали, куда она отправится гулять. Качели были ее единственными и самыми верными друзьями, могли выслушивать любую ее историю, верили каждому слову и всегда успокаивали. Люси нравилось думать, что она одна такая для них, единственная.
На улице стоял чудный летний денек, который казался девочке волшебным. Птицы с самого утра заводили свою звонкую трель, ветер подпевал им негромким свистом, а листва деревьев приятно шумела. Тугая коса белокурых волос подрагивала по спине от потоков воздуха, а Люси блаженно подставляла им лицо, жмурясь. Чтобы дойти до площадки, не нужно было даже смотреть на дорогу, - она знала её наизусть. Шагала не спеша, чтобы растянуть удовольствие.
На половине медленно пройденного пути она услышала отдаленное эхо голоса и родного скрипа качелей. Протяжный звук резанул сердце, и девочка испуганно прижала маленькие ручки к груди - туда, где бешено стучало ошалевшее сердце. Неужели она не одна туда приходила? Неужели... качели были так приветливы и добры с кем-то ещё, кроме неё?
Люси казалось, что ей никогда ещё не было так больно. Тот далёкий случай, когда она перестала общаться со своими сверстниками, тогда причинил ей и то меньше страданий, чем осознание предательства самого родного и близкого почти-что-человека. Боже, неужели это и вправду случилось?
Девочка не хотела верить.
Медленно, осторожно, она подошла к углу ближайшего дома, за которым находилась столь любимая ею площадка, и прижалась спиной к холодной бетонной стене. За такое подозрительное поведение никто не станет ругать маленькую восьмилетнюю девочку, потому что сейчас сплошь и рядом дети играют в шпионов. Такое уж время.
Люси надо было собраться с силами прежде, чем выглянуть из-за угла, и поэтому она постаралась вспомнить все самые счастливые минуты, проведённые с качелями. Но вместо счастливых воспоминаний пришла боль от предательства и давящий на горло ком. Малышка встряхнула головой, стараясь прогнать грустные мысли, и попыталась вспомнить мамин яблочный пирог, - её любимый и самый вкусный, - но воспоминания тут же переключились на более поздние, где она ела кусочек этого вкуснейшего пирога, сидя на всё тех же качелях.
Лёгкие зажгло. Девочка на секунду зажмурилась, а потом осторожно высунулась из своего укрытия, надеясь хоть что-либо разглядеть на площадке. И она разглядела.
Там, на том самом месте, где всегда сидела она, Люси, расположился какой-то незнакомый мальчик с яркими розовыми волосами. Он увлечённо жестикулировал, рассказывая что-то явно очень интересное ему, широко улыбался и вообще вёл себя преувеличенно дружелюбно. Люси нахмурилась, сведя брови к переносице, и попыталась решить, как же ей быть в такой ситуации. С одной стороны, этот мальчик не выглядел злюкой или хулиганом, а с другой, более ей привычной и правильной, эти качели столько времени были её единственными друзьями, что отдавать их кому-то другому она просто не хотела.
Да. Этот мальчик выглядит слишком открытым для одиночки, и поэтому без труда сможет себе найти настоящих друзей. Это место только для неё, Люси. Да и к тому же, она первая его заняла. Качели, скорее всего, не по своей воле слушают этого мальчишку, поэтому она просто обязана их освободить. Да, они любят только её. И всегда будут любить только её одну.
Девочка, теперь уже полностью уверенная в своей правоте, медленно вышла из-за угла и направилась прямо к незнакомцу.
- Что ты здесь делаешь? - хмуро, но уверенно спросила она, подходя ближе.
Мальчик вздрогнул, перестал улыбаться и неуверенно развернулся к гостье. Счастливое и увлечённое выражение его лица тут же сменилось на смущённое и крайне удивлённое. Эта перемена понравилась Люси куда больше, чем его бледно-зелёные глаза.
- В-в смысле? - неуверенно спросил незнакомец.
Он был примерно одного возраста с Люси.
- Это моё место! Тебя не должно тут быть! - Девочка надменно посмотрела на вторгнувшегося в её пространство и гордо ухмыльнулась, понимая, что сейчас этот запуганный мальчишка встанет и покорно уйдёт, извиняясь дрожащим голосом. Она ведь так легко смогла его смутить сначала, значит сейчас получиться и напугать.
Но ничего не получилось. Мальчишка неожиданно встрепенулся и нахохлился, словно воробей, вскочил с места и упрямо спросил:
- Кто сказал, что оно твоё?
- Я его первая заняла!
Аргумент казался Люси неоспоримым и верным, но противник лишь нахмурился и гневно сверкнул глазами.
- И что? Это не даёт тебе права решать!
Первая их встреча закончилась синяком под бледно-зелёным глазом, царапинами на молодом мальчишеском лице, парой вырванных золотистых клоков и парочкой ссадин на девичьем теле.
***
Они встречались всегда на одном и том же месте - возле старых, скрипучих качелей, которые стали таким себе яблоком раздора. Ни Люси, ни Нацу - позднее она случайно узнала его имя - в голову и мысли не приходили о примирении, а та самая первая стычка в восьмилетнем возрасте казалась им самым жестоким оскорблением. У каждого была своя причина так считать: Нацу думал, что Люси несправедливо запрещала ему приходить на детскую площадку, а та, в ответ, всё ещё пыталась доказать, что лишь она имеет право туда ходить. И оба были упрямее любого барана.
В десять лет это был уже необратимый процесс вражды. Два года постоянных стычек, драк и ругательств отразились сразу на обоих детях: Нацу стал намного раздражительней и вспыльчивей, а Люси забросила учёбу и постоянно ругалась с матерью из-за этого. Лейла считала, что десятилетнему ребёнку нельзя себя так вести, а девочке было попросту всё равно.
Она не хотела и не желала сдаваться.
Однажды Нацу пришёл сам на себя не похожий. Они встречались только раз в месяц, чтобы залечить старые следы от драки и выйти на бой с новыми силами, но мальчишка - Люси ясно видела это с заранее занятым местом на качелях - шёл к ней медленно, прихрамывая на одну ногу. Его лицо было разукрашено не хуже детских рисунков, только совсем не красками.
Впервые девочке подумалось, что у него могут быть проблемы из-за неё. И это "впервые" не прошло бесследно. Люси разозлилась на саму себя, свела брови к переносице и, вскочив, упёрлась руками в боки, словно жена, поджидающая загулявшего мужа.
- Ты чего пришёл, дурак? - гневно спросила она, тряхнув светловолосой головой. Небрежный хвостик хлестанул по спине.
- Сама ты дура, - слабо огрызнулся Нацу в ответ. А потом добавил: - Надо мне, вот и пришёл.
- Иди домой. Тебе и так уже сильно досталось, придурок. Мама и так постоянно кричит, что вечно прихожу с синяками, а если узнает, что тебя до полусмерти довела, так вообще папе расскажет.
Нацу фыркнул.
- Как будто у меня не так же.
Они замолчали, глядя в разные стороны. Люси подумала, что всё-таки нехорошо будет, если мама узнает о таком состоянии Нацу, а если они снова подерутся, то будет только хуже. Папу она боялась, он всегда казался ей страшным, особенно в те моменты, когда смотрел на неё своими светло-карими глазами и говорил спокойным, но холодным голосом. Поэтому нельзя было его злить.