Интересно, а знала ли? Когда сама за всё время наведалась к нему в лучшем случае один раз за месяц, а когда услышала, что он мог не открыть глаза, то и вовсе зажила своей жизнью, забыв о нём.
Год. Я прожила в своём личном Аду грёбанный год! Каждый день был для меня слово временная петля, выхода из которой не было. Каждый новый день пугал больше предыдущего, больше того, за который я уже всех поблагодарила, что он жив. И как умоляла, чтобы судьба была благосклонна и сегодня.
Ежедневно я сидела у его койки и молилась, молилась всеми молитвами что знала, всем богам, о которых когда-либо слышала.
Я представить даже боялась, что будет, если его не станет. Что произойдет со мной, если его у меня отберут.
Мы ведь так и не успели пожить…
Сколько я не успела ему сказать, сколько ласки не подарила, надеясь, что успеется, что нам некуда было торопиться.
***
— Малыш, ты спишь? — позвала я его, оставив лёгкий поцелуй на груди.
— Угу.
— Лжец, — улыбнулась его сонному голосу и укусила место поцелуя.
— Не лжец, а спать хочу. Кэт, если сейчас начнутся вопросы из разряда: «А что я буду делать, если ты умрёшь?» — пародировал он мой голос. — Тогда я отвечу заранее: первой я тебе уйти не дам.
Рассмеявшись, перекинула ногу через него и оседлала. Не ожидая подобного, Брайан открыл глаза и как-то странно улыбнулся. Мужские руки властно легли на бёдра, усадив к нему на живот.
— Если ты продолжишь ёрзать ниже, то устроим третий заход, — сказал он, сжимая кожу.
— Хоть четвёртый, — ответила и наклонилась к его губам, оставив пару мягких поцелуев. — Но меня интересует другое.
Закатив глаза, Брайан переложил руки себе под голову и едва кивнул головой. Я знала, что хотела у него спросить, но не знала, как этот вопрос было правильно сформулировать.
— А что дальше?
Вопрос прозвучал до ужаса глупо, но, глядя на его задумчивое лицо, я поняла, что он разобрал его суть.
Какое-то время Брайан молчал, что безумно пугало. Я всегда была уверена в своём мужчине, но, как и каждой девочке, мне хотелось слышать от него подтверждение нашего будущего. Хотелось, чтобы именно он сказал, каким его видел.
— Всё довольно просто, — начал говорить Брайан, заглядывая в глаза. — Сейчас мы живём вместе, немного погодя поженимся, там уже будет пора выбирать: или новый дом на покупку, или переезжать в родительский, Ходжу всё равно он не нужен, — веселого проговорил он и вновь вернул руки мне на бёдра. — Хочешь или не хочешь, родная, а после выбора дома нам придётся пережить ремонт.
Он продолжал рассказывать, а я сидела, раскрыв рот. Вопросов было уйма, но он так интересно говорил, что мне совсем не хотелось его перебивать.
— В принципе, мой дом тоже мог бы сгодиться для жизни, но он будет мелковат для того количества Бейкеров, что я хотел бы. Так что, родная, если мы переживём ремонт, то будем начинать делать детей.
Услышав последнее, я словно дурочка смотрела на него и не могла из себя слова выдавить. Когда всё же услышанное дошло до разума, я громко расхохоталась. Успокоив смех, наклонилась к нему и поцеловала.
— Мой шутник.
Схватив бёдра покрепче, Брайан ловко поменял нас местами. Нависнув надо мной, он оставлял нежные поцелуи на шее, постепенно спускаясь к груди. Когда он носом провёл по ложбинке, остановил свои ласки и поднял глаза на меня.
— Я похож на того, кто будет шутить подобным?
— Ты хотел спать, — решила сменить тему и поговорить с ним тогда, когда мы будем как минимум одеты.
— Я проголодался перед сном, — парировал он, оставив синее пятнышко на рёбрах.
***
У нас были планы на будущее, у нас были желания, пока я не оборвала их своим отъездом. Винила ли себя, что выбрала карьеру? Нет. Винил ли он меня в этом? Ответ тот же.
Я знала, что несмотря на обиду, не глядя на всю боль, он гордился. Гордился тем, как я выросла духовно. Когда мы познакомились с Брайаном, я была довольно тихой, неуверенной в себе девочкой; он же показал мне, каково это знать себе цену, любить и уважать себя со всеми демонами, каково это быть женщиной.
Сейчас же, вспоминая самый страшный год в моей жизни, я улыбалась словно дурочка, когда в голове всплывал звонок Ходжа. Он без приветствия, не ходя кругами, сразу же мне сказал:
«Он открыл глаза. Он дышит сам. Приезжай».
Мою истерику тогда, наверное, слышали все соседи. Только в тот раз она была от счастья. Я словно ненормальная рыдала и смеялась одновременно, радуясь, что он жив! Жив и будет жить!
Шли дни, недели, Брайан постепенно начинал говорить и даже самостоятельно вставать. К сожалению, год в коме оставил на нём довольно сильный отпечаток. Мой мужчина чуть ли не ходить заново учился.
В каждый мой приход он воспринимал меня как-то настороженно, и мы всё это скидывали на то, что ему было странно видеть меня после расставания. Я не позволяла себе лишнего, держала между нами необходимую дистанцию, прикасалась к нему только тогда, когда ходила с ним на физиотерапию. И меня всё устраивало, главное, что жив. Главное, что позволял быть рядом.
Но это было до тех пор, пока он отчётливо не заговорил и не спросил имени сиделки, которую он видел во мне. Брайан думал, что меня нанял Ходж, а так как тема наших отношений была довольно болезненна, то её никто и не поднимал с ним, тем более, видя, в каком он состоянии.
После этого вопроса, мы с Ходжем сорвались к врачу, который только теперь смог диагностировать у Брайана амнезию. Шансы на то, что он бы вспомнил всё, были, но время, когда это могло наступить — месяца, года, а возможно, и никогда.
В тот день мы с Ходжем и договорились, что о расставании ему не скажем, по крайней мере, собирались молчать до тех пор, пока он бы не начал вспоминать сам.
Пришедшая тогда Лиз согласилась поддерживать легенду, пусть и с недовольством.
У меня же появился новый страх. Я боялась, что когда он всё вспомнит, то не простит мне ложь. Брайан многое мог простить в своей жизни, но не ложь.
Я утешала себя тем, что эта ложь во благо, что всё, что мы делали, делали ради него. Но голова то понимала, что по большей части это было ради меня. Я просто не могла его отпустить после того, что произошло.
Никогда не была суеверной, но мне показалось, что это знак свыше, что это тот самый шанс, который давал нам возможность исправить свои ошибки. Давал понять, что мы нужны друг другу.
И я решила, что во чтобы мне это не стоило, а я верну нам заслуженное счастье. Лишь бы он позволил. Но мой оптимизм и решительность были не столь долгими, как того хотелось бы.
Новым ударом для меня стало то, что Брайан наотрез отказался как-либо со мной контактировать. Он не просто не хотел со мной говорить, но и не хотел видеть. Сколько бы я не старалась, сколько бы не пыталась прорваться, а всё было безуспешно.
Я бы продолжала свои попытки до бесконечности, ведь была готова терпеть строгие взгляды ровно столько, сколько бы потребовалось, я бы добивалась. Но в один из дней моего посещения лечащий врач Брайана сказал, что ему становилось хуже после общения со мной, что его мучили кошмары.
И я сдалась. Опустила руки и отступила. Всё, что тогда могла себе позволить, так это звонки и редкие встречи с Ходжем, который всё так же держал меня в курсе его состояния. Он был единственным, кто продолжал меня поддерживать и давал надежду на то, что, возможно, всё образумится, что мне просто стоило подождать.
И я почему-то верила ему. А возможно, мне просто хотелось зацепиться за эту веру.
Сейчас, когда я достала купленный Брайаном мольберт, я решила вспомнить то, чему он меня учил. Получалось довольно скверно, но мне казалось, что даже немножко похоже на тот дом, в котором я сказала ему: «твоя».
Мне так хотелось туда вернуться, так хотелось вновь оказаться там с ним, почувствовать крепкие объятия, наслаждаться вкусом любимых губ, вдыхать пьянящий аромат его тела. Как же мне хотелось быть рядом с ним…