«Лисы» схватились за шлемы и клюшки и роем вылетели в коридор, ведущий на площадку. Оттуда уже доносились музыка и радостные вопли болельщиков, предвкушающих оживленный хоккейный поединок. Диктор подбадривал толпу фактами о двух командах. Приглушенный свет сохранял атмосферу таинственности. Но стоило «Лисам» и «Пантерам» ступить на лед, как разноцветные огни сменились на яркий холодный свет. Обе команды приступили к растяжке.
Литвинов подъехал к Любимову, который разминался у ворот.
— Как Аня? — поинтересовался Коля, делая повороты корпусом из стороны в сторону, и столкнулся с серьезным взглядом второго вратаря.
— Уже лучше, — бросил Федя и перевел взор на трибуну А, где в секторе В сидела Костенко и что-то печатала в ноутбуке. После воскресенья она появилась здесь впервые. — Но тебе в следующий раз лучше бы убедиться, что ей ничего не угрожает, прежде чем соглашаться на все ее авантюры.
— Это ты сейчас к чему? — вздернув бровь, уточнил Николай. Предъявляемые к нему претензии были ему неясны.
— К тому, что она очень хрупкая, даже если старается такой не казаться. Помни об этом, если она вдруг решит пригласить тебя куда-нибудь еще.
Федя поправил шлем и встал на ворота, тем самым показывая, что можно бросать шайбы. Литвинов ничего ему не ответил и, опустив голову, подъехал к шайбам. Оставшиеся минуты раскатки прошли в молчании. Коля совершал броски по воротам, периодически поглядывая то в сектор А, то на Федю, будто бы пытался сопоставить всплывшие детали. Единственное, что он смог предположить, — это то, что Костенко и Любимов встречаются. И, если это так, тогда абсолютно логичными и уместными считаются переживания Феди на ее счет.
— Остались последние секунды разминки перед началом матча. И сейчас команды удалятся в раздевалки для напутственной речи главных тренеров, — завопил в микрофон комментатор. — Ну а мы, фанаты, с замиранием сердца будем ждать начала не менее интересного поединка.
Первые два периода прошли на максимальных скоростях. Как и предполагал Сергей Петрович, «Пантеры» давили «Лисов» не только физически, но и морально. Соперники на вбрасывании выпаливали всякие гадости о никчемности нападающих, а в некоторых случаях переходили и на личности. Им важно было подогреть и без того напряженную обстановку и вывести «Лисов» на конфликт, влекущий за собой серьезные штрафы вплоть до дисквалификации некоторых игроков. Больше всего не повезло Литвинову. Интервью, вышедшее накануне хоккейного поединка, сыграло «Пантерам» на руку. Опекун Николая не стеснялся подтрунивать его относительно армии поклонниц и его безразличию к женскому полу. Вдобавок к этому было выброшено еще пару фраз про Александра Юрьевича.
Коля сознавал, что действия соперника направлены на него с целью заварить драку. Опекун из «Пантер» нарочно давил на его болевые точки. И с каждым разом все сильнее и сильнее дергал за ниточки. Литвинов покорно терпел, пропуская издевки в свой адрес мимо ушей: штраф стал бы неоправданным риском для команды. Но с каждой секундой пыл разрастался с неприсущей ему силой. Сквозь шлем было заметно, как желваки играли на его лице, а на лбу проступила вена. Злость и напряженность Николая не ускользнула из внимания его опекуна. И тот ухмылялся каждый раз, когда замечал, что задел Литвинова за живое, и ожидал, когда края чаши терпения будут переполнены.
Николай вышел из себя в конце третьего периода, когда до окончания матча оставалось чуть больше сорока секунд, а счет на табло был 4:2 в пользу «Лисов». Когда пятерка на льду сменилась и ему дозволено было выйти на площадку, Литвинов не пожалел сил, чтобы впечатать соперника в борт настолько сильно, насколько было возможно. Коля подловил момент, когда тот перекатывался в их среднюю зону, и, перекинув его через себя, отправил Пантеровца в борт. Опекун с треском приземлился на лед и откатился к краю площадки. Трибуны охватил раскат недовольного ножного топота: это фанаты «Пантер» негодовали.
Арбитры игру не остановили, так как сочли это силовым приемом, вписывающимся в рамки. На «Минск-Арене» фанаты «Лисов» радостно запрыгали, поддерживая действие Литвинова: он и так всю игру терпел чужие издевки. Шарфы, как по щелчку, сравнялись в одной линии. В ряд с шарфами выстроились и плакаты. По секторам раздался звук от дудок и барабанов. А вот болельщики «Пантер» закричали в рупр:
— Матрас, купи очки! Штраф! Штраф! Штраф!
Однако неудовлетворенные возгласы фанатов «Пантер» не заставили арбитров пересмотреть свое решение: игра по-прежнему продолжалась. Когда Пантеровец оклемался, он настиг Николая и развязал драку. Краги соперника упали на лед, а оголенные кулаки принялись выбивать клюшку из рук Литвинова. Коля попытался оттолкнуть соперника, но тот вцепился в него мертвой хваткой. Клюшка выпала из рук. Пантеровец с дикой яростью взглянул в глаза Николая и, зацепив его шлем, локтем ударил в нос. Арбитры свистком остановили игру, вклинившись в драку, чтобы разнять игроков.
Николай, одной рукой вытирая сочившуюся из носа кровь, а другой — подбирая со льда клюшку, подкатил к борту. Нащупав задвижку, открыл дверцу и вместе со спортивным врачом направился к выходу. Кровь из разбитого носа капала на темную джерси, пропитывая ткань. Но это волновало его меньше всего. Он знал, что Пантеровца накажут штрафом за развязывание драки. Как бы ни сложились оставшиеся двадцать секунд матча, «Лисы» все равно одержали победу. Подтверждением этого был счет на табло.
— Ты как? — спросила Евгения Александровна, когда они зашли в медкабинет.
— Я в порядке.
Ковалева кивнула головой, поверив его словам, и принялась обрабатывать разбитый нос. Остановив кровь тампонадой, осмотрела его с разных проекций, чтобы убедиться, что он не сломан. К счастью, толчок локтем вызвал только носовое кровотечение.
— Повезло, что вас успели вовремя разнять. Иначе сложно представить, что было бы, — вымолвила Евгения Александровна, пряча медикаменты в шкафчик. Она обернулась, когда в дверь постучали, и тонким голосом сказала: — Входите.
Николай повернул голову в сторону двери и заострил внимание на ручке, которую неуверенно сжимали и отпускали. Кто-то явно испытывал сомнение.
— Входите, — чуть громче выдала Ковалева, хотя была уверена, что ее услышали и в первый раз.
Дверь распахнулась — и на пороге показалась Костенко. Она бросила рассеянный взгляд сначала на Литвинова, а затем на спортивного врача. Пальцы рук судорожно перебирали плотную шлейку, на которой висел фотоаппарат.
— А, Аня, проходи, — учуяв ее волнение, сказала Евгения Александровна. — Пришла узнать, как чувствует себя наш капитан?
Костенко кивнула головой и, закрыв за собой дверь, подалась вперед.
— Ничего серьезного. Привыкнешь к такому еще, — Ковалева подошла к двери и бросила напоследок: — Я отлучусь на пару минут, а вы пока поговорите.
Литвинов, крепко упершись ладонями в кушетку, смерил Костенко любопытным взглядом. Странно, что именно пресс-секретарь решил узнать о его самочувствии, а не кто-либо из команды. Он похлопал рукой по кушетке, приглашая ее сесть. Аня повиновалась. Присев рядом, пробежалась глазами по его лицу, остановившись на разбитом носе.
— Сильно больно? — как-то неуверенно выдала Костенко.
Николай усмехнулся, отвернув голову в сторону двери. Ее глаза отливали сожалением, которое он не терпел больше всего свете. Жалость — худшее, что можно ощутить.
— Терпимо, — сказал Коля. — Не стоило так волноваться из-за моего разбитого носа. В хоккее всякое бывает. И то, что случилось сегодня, лишь цветочки, — он опустил взор в пол и заметил, как Аня подергивает стопой. — Как твой голеностоп?
— Боли практически нет. Спасибо.
Спасибо.
Это слово застарелой болью откликнулось в сердце. Образ Александра Юрьевича снова всплыл в его сознании. Вспомнилось далекое детство. Пикник за городом. Яркие солнечные лучи играют на лице матери. Летний ветер раздувает полы легкого хлопкового платья из белой ткани. Ее золотистые локоны струятся по ровной спине, а взор голубых глаз устремлен на него и на отца. Вета лучисто улыбается и нежно касается щеки Александра Юрьевича. «Спасибо тебе за все, Вета. В особенности спасибо за такого сына». Это было последнее спасибо, которое Николай слышал от отца. И последний раз, когда он ощущал отцовскую любовь.