— Хочешь сказать, что падающая звезда способна подарить человеческой душе второй шанс?
— Не исключено. Фитилек еще может зажечься изнутри, даже если кажется, что в тебя вонзили стальной кинжал. Главное — верить.
Николай ощутил, как ее теплая ладонь легла ему на грудь, в область сердца. Он сглотнул и постарался дышать не так прерывисто. Еще никто не находился рядом с ним так близко, как Аня. В этот момент он почувствовал нечто странное, что никогда ранее не испытывал: спокойствие и легкость рядом с другим человеком. Ключи, которые закрывали дверь в мир под названием «душа», медленно зашевелились в заржавевшей замочной скважине. И от этого Николай ощущал себя странно вдвойне.
— Должно быть, в школе ты очень любила астрономическую дисциплину, — продолжив смотреть на луну, твердил Коля, делая вид, будто бы не заметил ее руку у себя на груди.
— С научной точки зрения нет. Мне нравилось изучать легенды созвездий. Хочешь, расскажу про Большую Медведицу?
Литвинов кивнул и перевел внимание на созвездие.
— Большая Медведица является жертвой любовной истории. Некогда дочь Аркадского царя Ликаона — Каллисто — повстречалась с Зевсом. Она была очень обворожительная и сумела покорить его сердце. У них появился сын. Данный факт не укрылся из внимания ревнивой супруги Зевса. Гера решила отомстить разлучнице и лишила ее женской красоты, превратив в уродливую медведицу. Ее чуть не погубил собственный сын, когда увидел ее в таком обличии. Влюбленный Зевс спас ее, вознесся Каллисто на небо.
Во время рассказа Николай попеременно переводил взгляд с Большой Медведицы на Аню, которая повествовала так воодушевленно, что ее глаза искрились. Ее нежный голос пролетал мимо его ушей, а искренность и эмоциональность поражали. Этой ночью он узнал, что испытывать какие-то эмоции — это неплохо и даже возможно. Эта девушка определенно располагала к себе и переворачивала его обычный расклад. Это было странно и ново одновременно.
— Представляешь, он любил ее даже в образе гадкой медведицы! — закончив рассказ, воскликнула Аня.
— Но любовь их была неправильной и горькой. Разве это хорошо?
Костенко закусила губу и призадумалась. Не найдя ответа, выпалила:
— Вечно ты все очерняешь! Ну тебя!
Остаток ночи они провели в молчании. Аня любовалась мерцанием звезд, положив голову ему на плечо, а Коля размышлял о событиях сегодняшнего дня. Для него этот день оказался весьма насыщенным не только на события, но и на эмоции. И Николай извлек один важный урок. Фитилек еще может зажечься изнутри, даже если кажется, что в тебя вонзили стальной кинжал. Главное — верить.
Николай повернул голову, желая что-то спросить, но заметил, как веки Ани прикрыты и как она сопит. Дело уже близилось к утру. Аккуратно выбравшись из-под пледа, он подхватил ее на руки и унес в палатку. Уложив ее в спальный мешок и включив подогрев, Коля долго стоял у ее палатки, размышляя над тем, как поступить. Уйти или остаться? Немного поразмыслив, принес свой спальный мешок и устроился рядом. Кажется, она боится насекомых.
Глава 8
Пробуждение следующим утром было поздним. Николай провалился в сон к пяти утра, и его организм требовал отдыха. Он едва разлепил веки, уловив чужие шаги вокруг палатки. «Лисы» уже бодрствовали и, по предположениям Литвинова, готовились к завтраку и отъезду: отбыть нужно было в двенадцать часов дня, чтобы приехать в Минск и приступить к запланированной тренировке. В сетке расписания «Лисы» занимали лед с двух часов дня до четырех.
Николай хотел потянуться и взглянуть на часы, но ощутил, как правая рука, выпавшая из спального мешка ночью, замлела и покоилась на чужом плече. Повернув голову вправо, он обнаружил рядом с собой Аню, которая придвинулась к нему и, как ни в чем не бывало, обнимала его. Ее левая рука пряталась где-то в спальном мешке, а правая — лежала на его груди вместе с головой. Николай попытался аккуратно вылезти, но попытка оказалась тщетной: Костенко еще крепче придавила его к земле. Пришлось пролежать так еще пару минут.
— А где Литвинов? — донесся до ушей Николая голос тренера в шуме металлических котелков.
— Понятия не имею. Может, ушел на прогулку? — ответил кто-то из команды. Коля был полусонным и с трудом мог разобрать, кто говорил.
— Ладно, — сомнительно ответил Звягинцев, и Николай знал почему. Вряд ли на прогулку уходят со спальным мешком. — А Аня Костенко?
— Должна быть в палатке. Я позову, — откликнулся Федя. Его голос Литвинов не мог спутать ни с чьим другим.
Сердце Николая пропустило удар. Мимолетная паника скользкими щупальцами взяла его в свой плен. Кровь прильнула к щекам, а тело охватил неведомый жар. Он не знал, куда ему деться. Попытался увеличить расстояние между ним и Аней, но спальный мешок сковывал движения, а молния, как назло, заела. Он чувствовал себя так, будто был пойман с поличным за какой-то шалостью.
Тканевая дверца в палатку распахнулась — и мелированная курчавая макушка появилась изнутри. Зелено-голубые глаза Любимова расширились от изумления. Николай хотел оправдаться, но слова застряли в горле. Федя окинул его уничтожающе-недоверчивым взглядом и высунулся из палатки. Посмотрел на «Лисов», а затем снова на Колю, словно не знал, как быть и ему. В итоге Федя устремил на Колю испепеляющий взор, по которому Литвинов понял, что его зовут на разговор, и задернул тканевую дверцу.
— Она скоро выйдет, — бросил команде Федя. — Любит долго поспать.
Литвинов облегченно выдохнул, прикрыв веки. Расстегнул неподдававшуюся ранее молнию и вылез из спального мешка. Интенсивно потер руками лицо, пытаясь взбодриться, и запустил пятерню в волосы.
Чем ты думал, когда решался на это? Последние остатки инстинкта самосохранения умерли в сладких легендах о созвездиях? Ее беззаботность, искренность, жизнелюбие и лавандовый аромат ударили в голову? Или ощущение безопасности рядом с ней парализовало разум? Болван. Молись, чтобы отец ненароком ничего не узнал. Иначе мимолетная слабость будет стоить тебе очень дорого.
Когда Николай высунул голову из палатки, все Лисы, кроме него и Феди, собрались у костра. Как оказалось, время было почти полуденное. Литвинов постарался незаметно выскользнуть из палатки и спрятаться за нее. Насколько неуловимо получилось выйти, Коля не знал. Да и это было уже неважно. Там, с обратной стороны, его ждал Любимов.
— Вы же не встречаетесь, — спросил Федя или утверждал, Коля так и не понял.
— Нет, с чего ты взял?
Федя сложил руки на груди и осмотрел мысы своих кроссовок, которые немного запачкались землей. Его грудь заметно подымалась и опускалась. Расширившиеся ноздри выпускали пар. Он определенно был зол.
— Тогда почему ты ночуешь в ее палатке?! Мне казалось, тренер ясно дал понять, как распределены места.
— Так вышло, — пожав плечами и засунув руки в карманы спортивных штанов, бросил Литвинов. Оправдываться он не собирался.
— Подумай в следующий раз получше, — Федя опустил руки по швам, развернулся и обогнул палатку.
— Почему ты постоянно выставляешь мне ультиматумы? — нагнав Любимова, спросил Коля.
— Потому что не хочу, чтобы ей разбивали сердце, — буквально сквозь зубы процедил Федя.
— Разве я похож на такого человека?
— Прости, но ты похож на того, кто не умеет любить.
Николай смолк. Слова, с укором брошенные в его сторону, застряли в мыслях. Он будто бы получил удар под дых. Прости, но ты похож на того, кто не умеет любить. Коля вздохнул. Это потому, что меня не учили любить. Мне всегда запрещали то, что вы называете любовью.
— Возможно. Но тебе стоит получше узнать меня, чтобы понять, что ты ошибаешься.