***
Николай зашел в «Минск-Арену» через черный вход: светиться среди толпы журналистов и глазеющих во все стороны фанатов он не желал. Он ступал по опустевшему коридору по направлению раздевалки «Лисов». Колотящееся сердце готово было выпрыгнуть из груди. Коля никогда не волновался так сильно, как сейчас. Команда шумела перед началом раскатки. И от голосов «Лисов», пропитавших коридорные стены, в груди защемило. Он действительно по ним очень скучал.
Схватившись за дверную ручку, Коля на секунду замер, словно собирался и духом, и с мыслями. Протяжно выдохнув, он распахнул дверь. Первым, кто обернулся, был Сергей Петрович. Его густые темные брови взмахом поднялись вверх, а рука, потиравшая бороду, упала вниз и повисла от неожиданности. Вслед за Звягинцевым на него уставилась и команда, собравшаяся у стола.
Николай сделал пару шагов вперед и виновато опустил голову. Из-за поступка отца он подвел «Лисов», и чувство вины росло в нем в геометрической прогрессии. Коля поджал губы и, подняв голову, перевел взор на Аню Костенко, которая с испугом смотрела на него. Ее руки застыли на уровне груди: до прихода Николая в них был фотоаппарат. Ее грудная клетка тяжело вздымалась и опускалась. Она хотела подбежать к Коле, но Федя остановил ее, схватив за предплечье.
— Привет, — это было самое первое, что пришло Николаю в голову.
— Литвинов, ты рехнулся? Да как ты смеешь здесь стоять? — вылетело из уст Ильина.
— Капитаны вроде бы предупреждают о форс-мажорах, но не ты, да? Тяжело было? — выкрикнул Федоров.
Ни одна мышца на лице Николая не дрогнула. Он пропускал через себя все оскорбления, что сыпались на него от команды, так как отчетливо сознавал, что они правы и что это заслуженно. Единственными, кто молчал, были Федя, Аня, Леша и Сергей Петрович. Они обеспокоенно осматривали исхудавшее лицо Коли и новые ссадины.
— Простите, так вышло, — сказал Коля. Правда не хотела срываться с его уст. — Я пришел пожелать вам удачи на игре.
Корпус Николая на мгновение ушел назад: он качнулся. Мышцы в ногах ослабли, а голова пошла кругом. Хоть Коля и утолил голод с жаждой, сил было маловато. Вдобавок к этому его состояние ухудшалось разгорающимся волнением. Секундная слабость Николая не ускользнула из внимания Сергея Петровича. Тренер подошел к нему и спросил на ухо:
— Можем поговорить?
Коля согласно качнул головой и послал «Лисам» вымученную улыбку. Дверь раздевалки хлопнула, словно закрыла команде доступ к правде.
— Что произошло? То, что сказал твой отец, не похоже на правду, — начал разговор Сергей Петрович.
— И что он вам наплел? — поинтересовался Коля, опершись корпусом о стену. Так было легче держать равновесие.
— В день игры мы пытались до тебя дозвониться, но ты не брал трубку. После матча я поехал к тебе домой, но Александр Юрьевич не пустил меня даже на порог. Я стучал по воротам, пока он не соизволил выйти ко мне. Когда я спросил, где ты и почему не явился на игру, он со спокойствием ответил, что ты приболел, — жестикулируя, говорил Звягинцев. — Для меня это оправдание показалось сомнительным. Я пытался протиснуться в дом, чтобы убедиться своими глазами в том, что он не слукавил. Но охрана выставила меня. А сейчас я убежден в том, что болезнь — это ложь. Что произошло на самом деле?
— Вам удалось одержать победу в матче? — избегая ответа, поинтересовался Коля.
Тренер, просунув руки в карманы брюк, недоуменно уставился на него. Он не понимал, как в такой момент Николай может интересоваться итогом состоявшегося матча.
— Вместо того, чтобы все мне рассказать, ты спрашиваешь о хоккее?
Коля пожал плечами. Результат матча с «Черными драконами» волновал его гораздо больше, чем завязавшийся разговор о том дне. Он качнул головой и со всей серьезностью уставился на тренера, ожидая ответа на свой вопрос.
— Мы выиграли, — на выдохе сообщил Сергей Петрович, подойдя к Николаю и взяв его за предплечье. — А теперь ты скажешь мне правду.
Коля закатил глаза, осознавая, что от Звягинцева ему не отвертеться.
— Правда в том, что мой отец — тиран, что для вас не ново. В день игры он закрыл меня в винном погребе. Я просидел там пять дней без еды, воды, света и телефона. Поэтому сейчас я похож на ходячий труп. Он сломал меня. Снова. Вместо того, чтобы наладить со мной отношения, — на одном дыхании выпалил Николай. — Пожалуйста, Сергей Петрович, ради всего святого, не задавайте мне больше никаких вопросов.
Звягинцев хотел ответить, но шум у двери заставил его промолчать. Они обменялись вопросительными взглядами. А затем дверь раздевалки приоткрылась, и через нее Аня проскользнула в коридор. Сергей Петрович расслабленно выдохнул.
— Вы не против, если я поддержу команду на трибунах? — спросил Коля, не отводя взор от Ани, которая застыла на месте и что-то высматривала в фотоаппарате.
— Я-то не против. А вот журналисты, завидев тебя, не постесняются задать вопросы про синяки под глазами и ссадины на лице, — направив указательный палец на Литвинова, сказал Звягинцев. — Только если…
Сергей Петрович повернул голову влево. Его взор застыл на Ане Костенко, которая, ощутив на себе долгий взгляд, вопросительно посмотрела на тренера.
— Я могу чем-то помочь? — спросила она.
— Да, — утвердительно сказал Звягинцев. — Если магия декоративной косметики приведет нашего бойца в строй, — он похлопал Колю по плечу, — то я буду тебе безмерно благодарен. Билет принесу чуть позже.
Аня сначала недоуменно захлопала ресницами, но потом, когда ее взор остановился на бледном лице Николая, она поняла, к чему клонил тренер. Она подхватила ключи от тренерской, которые были брошены Сергеем Петровичем, а затем жестом указала Коле пройти с ней. Сопротивляться было бессмысленно, поэтому Литвинов последовал за ней.
— У тебя есть какие-нибудь аллергические реакции? — спросила Аня, ключом отперев тренерскую и переступив порог.
— В смысле? — недоумевая, спросил Коля и прикрыл за собой дверь.
Костенко дошла до крючков, висевших на стене в качестве вешалки, и подцепила миниатюрный черный портфель из экокожи. Расстегнув металлическую молнию, выудила небольшую косметичку и поставила ее на тренерский стол, отодвинув документы в угол. Присев на край стола, взглянула на Колю, который уже разместился на стуле.
— Я имею в виду, как твоя кожа реагирует на элементы тонального средства? Его понадобится немало, чтобы перекрыть синяки и бледноту.
— Понятия не имею, — Николай пожал плечами.
— Значит, сейчас и узнаем.
Уголки ее пухлых губ расплылись в улыбке. Тонкие пальцы ловким движением открутили крышку на тюбике, а затем вязкая, цвета слоновой кости, жидкость коснулась мягких подушечек. Аня наклонилась немного вперед и коснулась его лица. Николай вздрогнул от холода ее пальцев и корпусом невольно подался назад. Но Аня рукой обогнула его шею, придвинув ближе к себе и зафиксировав его положение.
— Если будешь дергаться, то мы точно не успеем к началу матча.
Литвинов ничего не ответил. Она находилась так близко и перемещала голову то в сторону правой щеки, то в сторону левой, что Николай боялся пошевелиться и случайно задеть ее. Сказать он тоже ничего не мог: подходящие слова улетучивались от нежных прикосновений ее пальцев к его лицу и от аромата лаванды, исходящего от струящихся локонов и прикрытой черным воротом шеи. И он терялся от того, что теплые чувства к ней возникли так не вовремя.
Николай не знал, дружба ли это. Он уже не был в этом так уверен с того самого дня, как оказался запертым в погребе. Оказавшись наедине со своим разумом, он часто обдумывал то, что между ними происходило в течение прошедшего месяца. Он возобновлял в памяти те моменты, когда его глаза сталкивались с ее добрым взглядом, когда она посылала ему искренние улыбки, когда с заботой интересовалась его самочувствием после травм на льду. Перед глазами всплыл ее тревожный вид, когда она сегодня увидела его. Там, в раздевалке, он ощутил ее порыв подбежать к нему. Разум твердил ему о том, что это дружеская забота. Но язык тела будто бы мыслил в разрез с мозгом. Сердце пело о чем-то большем.