— Неправильных чувств не бывает. Они все наша правда. Ответь мне, что тебя останавливает от того, чтобы поцеловать меня? — Аня снова коснулась его ладони, пытаясь выжать ответ.
Николай притянул Аню ближе к себе, укутав ее в крепкие объятья, словно сидел с ней так в последний раз. Вдыхая ее аромат, он ощущал тепло ее тела. Та самая любовь, о которой он никогда не ведал, оказалась очень горькой на вкус.
— Уходи, прошу. Не спрашивай меня ни о чем. Лучшее, что ты можешь сделать для нас, — это уйти из этого дома и не приближаться ко мне. Нам лучше не переступать черту.
Аню душили слезы обиды. Отстранившись от Николая, она глубоко вздохнула, пытаясь не расплакаться у него на виду. Ее ноги будто бы набились ватой. С трудом она подошла к двери. Схватив кожаный рюкзак, замерла на пороге. Первая слеза уже потекла по ее щеке, и она локтем стерла ее.
— Выходит, я ошиблась, когда подумала, что ты не сможешь причинить мне боль, — бросила Аня напоследок.
Дверь захлопнулась. Как только шаги Ани превратились в еле уловимые, Николай крепко сжал подушку в руках, издавая звук, похожий на рык. Он ненавидел себя за то, что сделал. Не знал, правильно ли поступил, отпустив ее. Внутренности выворачивало наружу. Его тошнило от себя и своей беспомощности.
Глава 13
You'll be the saddest part of me
Ты будешь самой печальной частью моей души
A part of me that will never be mine
Той частью, которая никогда не будет моей.
Måneskin — The loneliest
— Мне сказали, что к тебе приходила эта девчонка, — этим же вечером заявил Литвинов-старший, лязгнув дверью. — Это правда?
Александр Юрьевич перешагнул порог комнаты, сунув руки в карманы. Его не беспокоило то, что весь день жар волнами окидывал сына. Он даже не поинтересовался его самочувствием, хотя по разгоряченному лицу Коли было заметно, что температура снова подскочила до высоких цифр. Литвинов-старший вальяжной походкой подошел к панорамному окну и стал спиной к Коле. Он снова демонстрировал свою власть и свое превосходство. Потому Николай нисколько не удивился, только кашлял без остановки и прерывисто дышал.
После того как Аня ушла, Коля не спустился даже на ужин. Желудок выдавал болезненные спазмы, но Николай чувствовал, что если поест, то пища в ту же секунду выйдет наружу. Отчасти это состояние было обусловлено болезнью. Но и его отношение к Ане сыграло немалую роль. Он продолжал корить себя за то, что вынужден подчиняться отцу, пока не придумает, как обезопасить их обоих от тиранства Литвинова-старшего.
— Так и будешь молчать? — покачиваясь на ступнях вперед-назад, спросил Александр Юрьевич.
Николай закашлялся. Потянулся к прикроватной тумбе и выудил из серебристого блистера лимонную пастилку от горла. По обещаниям производителей, это должно помочь от раздирающего кашля.
— Твой доносчик не ошибься. Аня была здесь.
Густые брови Александра Юрьевича взлетели вверх, а потом собрались у переносицы. Он почесал объемную родинку на правой скуле и сердито хмыкнул. Это известие, преподнесенное Екатериной Андреевной, не порадовало его и тогда. А сейчас он злился еще больше, ведь уже предупреждал сына о возможных последствиях.
— И что же она делала в этом доме?
— Представляешь, в этом мире есть люди, которым на меня не плевать, — упрекнул отца Николай.
Александр Юрьевич стиснул зубы так, что желваки заиграли на его лице. Он повернулся и взглянул на Колю, который с безразличием мерил его взором. Сжав пальцы в кулаки, выпирающие из карманов брюк, Александр Юрьевич направился к кровати и остановился у ее подножия.
— Не стоит убивать меня своим взглядом, — ответил Николай. — Она просто навестила меня. И, полагаю, тебе должны были доложить, что пробыла она здесь не так долго.
— Вы поговорили? — склонив голову набок, продолжил допрос Литвинов-старший.
— Поговорили, — сухо выпалил Николай.
— И что ты ей сказал?
— То, что должен был, чтобы ее уберечь.
Александр Юрьевич расплылся в самодовольной улыбке и облегченно выдохнул. То напряжение, в котором он находился несколько минут, улетучилось после одной фразы. Он услышал то, что хотел.
— Молодец, юноша, — похлопав по матрасу, изрек Литвинов-старший и направился к двери. — А теперь жду тебя в своем кабинете.
— Нет, — отрезал Коля. — Голова ватная, — он двумя пальцами обхватил переносицу и прикрыл веки, пытаясь собраться с мыслями.
— Плевать, — Александр Юрьевич цокнул. — Работа не ждет. Если ты заглянешь в календарь, — он указал на стену, где в длину висел бумажный календарь, — то увидишь, что тендер через неделю.
Николай повернул голову к шкафу, возле которого висел календарь. Он давно не двигал черный бегунок с окошком, что по-прежнему стоял на первой неделе октября. И в календарь-то он заглянул только сегодня утром, когда разговаривал с Сергеем Петровичем. Тендер выпадал на понедельник, и Коля был рад, что он не пересекается с хоккейным матчем.
— Ты невыносим, — буркнул Николай. — По твоей вине я валяюсь здесь вместо того, чтобы играть в хоккей.
— Кажется, «Лисы» и так неплохо справляются и без тебя. Так ли ты нужен этой команде?
Литвинов-старший ухмыльнулся и постучал по часам Rolex, вывернув руку. Это означало, что он будет ожидать Колю в своем кабинете через пять минут.
***
Рабочий кабинет Александра Юрьевича был довольно-таки просторным и освещался тремя панорамными окнами: двумя на углу и одним на смежной стене. Одно окно выглядывало прямо на крыло таунхауса, где жил Николай, а два других — на внутренний двор с садом и беседкой. Вдоль стены, что была цвета жасмина, тянулся большой коричневый стеллаж с антресолью. Полки были заставлены книгами и дорогими статуэтками в сочетании с металлическим глобусом и маленькими часами. В самом низу стеллажа размещался небольшой жидкокристаллический телевизор на тот случай, если формат работы был удаленным. Сверху, на деревянной панели, отделяющей полки и антресоль, висели три светильника.
Александр Юрьевич сидел в кожаном белом кресле спиной к стеллажу и, облокотившись на темный дубовый стол, передвигал предметы в ожидании Николая. Постучал пальцам по золотым рогам козерога, которые в виде статуэтки стояли на столе, затем прошелся пальцами по ежедневнику и черным папкам. Каблуки его туфель отстукивали чечетку по белому ковру с синими узорами, который Литвинов-старший когда-то приобрел, будучи в Китае.
— Присаживайся, не стесняйся, — Александр Юрьевич жестом указал на стул, едва Николай появился на пороге его кабинета.
Коля вяло поплелся к столу и присел на стул.
— Как ты понял, разговор пойдет о Морозове, — прямо сказал Литвинов-старший.
— Как же, — Николай хмыкнул, почесав бровь. — Нам ведь больше не о ком говорить, да?
— Не язви и выслушай, — Александр Юрьевич стукнул кулаком по столу. По кабинету пронесся грохот, и Коля подумал, до чего же хорошо качество стола, который не раскололся от мощного удара. — Тот журналист-пижон и Барби, которые подловили тебя после матча, были подкуплены. Барби специально вытащила тебя на брифинг, чтобы пижон задал тебе провокационные вопросы.
— Это мне было и так понятно.
— Морозову необходимо было подпортить мне репутацию накануне тендера. Теперь наш ход.
Николай с безразличием посмотрел на отца. Заявление Александра Юрьевича было ему не ново. Поневоле крутясь в мире богатства, Коля осознал одну важную вещь: когда на кону стоят большие деньги, люди выталкивают грязь, которая толстым слоем покоилась годами, наружу.
— И что же ты собираешься делать? — спросил Николай.
— Мы узнали о нем кое-какую информацию, — Александр Юрьевич взял папку, лежащую вверху стопки, и бросил ее Коле.
Николай закатил глаза. Его отец мог словесно ввести его в курс дела, но вместо этого заставил погрузиться в самостоятельное изучение. Стоило Коле открыть папку, как он тут же пришел в ступор. Его взгляд остановился на фотографии, прикрепленной в верхнем левом углу. Нахмурив брови и сощурив глаза, он пару минут присматривался к изображению. Мужчина казался ему знакомым, будто бы Николай видел его совсем недавно. Закусив нижнюю губу, он попытался вспомнить.