Посмотрел Ерема, висит над ним большой серый шар, потрогал: «Верно, на бумагу похож!»
— Пойдешь дальше, — продолжала оса, — там тебе другие свое уменье покажут.
Пошел Ерема к речке, смотрит: никого там нет, а реку большая плотина перегородила, и пруд перед ней образовался. У плотины большой бобрище возится. Посмотрел он на Ерему и спрашивает:
— Зачем пожаловал, Еремей Иванович?
— Гляжу, плотина хороша, только не пойму, на что она тебе?
— Как на что? — возмутился бобрище. — Речка-то совсем мелка стала, вот мы, бобры, и запрудили ее. Теперь можно от врагов под водой скрыться.
В конце плотины возвышался большой холм.
— А там что у тебя за шалаш? — полюбопытствовал Ерема.
— Это хатка моя из твоих дровишек построена. Ты в прошлом году их в лесу оставил. Думали, не нужны они тебе. К чему добру пропадать? Канаву прокопали, по ней дровишки твои сплавили.
— Неужто и сплавлять умеете?
— Нужда заставит, все сумеешь.
— Чудеса да и только, — удивился Ерема. — А про дровишки-то я совсем забыл, что в лесу оставил, они, значит, в дело пошли? Ну прощай, бобер.
Долго Ерема шел по лесу и думал о том, как складно мир устроен: есть звери, которые живут сообща, вместе жилье строят, вместе пропитание добывают. Устал Ерема. Сел на пенек. Вдруг кто-то укусил его в шею и в сапоге ногу кусает. Цоп — поймал на шее каких-то козявок. Муравьи оказались.
— Ты что, ослеп что ли? Видишь, на главной нашей дороге расселся, — запищали они.
Наклонился Ерема и видит: настоящая тропинка к муравейнику протоптана, даже трава на ней не растет. По этой тропе бегут муравьишки: один тащит хвоинку, для него она все равно что бревно, четыре муравья соломинку несут.
— Посторонись, Ерема, — пищат муравьи.
— Ишь, расхозяйничались.
— А мы и есть хозяева, — подтвердил муравей с хвойной иголкой, — мы в лесу чистоту и порядок наводим. Видишь муравейник?
— Ну, вижу кучу.
— Это дом наш, а не куча, попробовал бы ты из хвоинок дом построить — развалится, а мы можем. Мы, как одна семья, от восхода до заката солнца все в работе.
— Ай да молодцы! — воскликнул Ерема, бережно обошел муравейник и зашагал дальше.
Шел он, смотрел вокруг и думал: «Дятел дерево лечит, муравьи чистоту наводят, бобры водоемы углубляют и все к делу у них выходит, а я-то дуралей: ничего до конца не довел. Без толку, что ль, на свете живу?»
Размышлял так Ерема про свое житье и не заметил, как ноги его прямехонько к собственной избе привели. Осмотрел он свой дом снизу доверху. Видит, ласточкино гнездо под крышей. Вылетела из гнезда ласточка.
— Видишь, Еремушка, у меня тоже свой дом есть. Не смотри, что из глины — он крепок и удобен. Моим птенцам в нем тепло и сухо.
— Как же ты его смастерила?
— Клювом, конечно, иной раз крылом подправляю, а солнышко высушило глину так, что дождь не страшен.
— Глина на солнце трескается, — заметил Ерема.
— Я глину с травкой замешивала. Сухая трава не дает глине трескаться. Дома из глины люди у нас учились строить.
Сел Ерема на завалинку, и все ему ясно стало. Теперь он знал, что ему делать надобно. Подошел к крыльцу и ступеньки новые сделал: одну, другую, третью. Крепкие, хорошие они вышли. Теперь можно за скамейку приниматься: поставил скамейку, сел на нее и корзинку сплел; потом принялся забор чинить. Вдруг открылось окошко и жена выглянула, такая радостная, кличет Ерему, ужинать зовет.
— Еремушка, никак корзинку мне сплел?
— Знамо сплел, еще и забор поставлю.
Солнце уже на закат пошло, а Ереме все кажется, что оно на месте стоит. Спрашивает он жену:
— Скажи мне, женушка, почему солнце остановилось? Али день длиннее стал?
— День такой же, как был, да сегодня ты столь дела сделал, сколько прежде за три дня не делывал.
Про то, что с Еремой звери и букашки разговаривали, он жене не сказал. Но с тех пор в деревне Ерему непутевым звать перестали.
