— Ты вернулся. — По ее тону я не мог разобрать, что она чувствует, рада ли нашей встрече. — Дай-ка взглянуть на тебя. — Она протянула руки к моему лицу, будто собираясь приласкать меня или дать мне пощечину. И то и другое было бы уместно. — Постарел, — произнесла она наконец, отдав предпочтение первой возможности, и ее пальцы прикоснулись к моей загрубевшей коже.
— Говорят, время берет свое, — ответил я.
Неумолимый бег времени иссушил мою душу и оставил следы на моем лице, однако Селии изменения пошли только на пользу.
— Да, так говорят. — Она улыбнулась, и я снова увидел в ней ту девушку, какой запомнил ее: тот же открытый и добрый взгляд, та же легкость, с которой она простила мое исчезновение, и тот же знакомый свет, который она излучала бессознательно и без раздумий. — После того как ты ушел из Черного дома, я каждый день бегала в «Пьяного графа», хотела увидеть тебя. Адольфус говорил, что тебя нет дома. И так продолжалось месяц. Потом я перестала искать с тобой встреч.
Я молчал, не желая вдаваться в объяснения ухода с королевской службы и своего исчезновения.
— Ты бросаешь нас на пять лет, пропадаешь бесследно, не сказав ни слова, даже не известив нас. — Казалось, Селия больше не сердится на меня, рана на ее сердце уже зажила, но остался заметный рубец. — И теперь ты даже не хочешь ничего объяснить?
— У меня были на это причины.
— Эти причины были нелепы.
— Возможно. Я принимаю множество нелепых решений.
— С этим я не буду спорить. — В ее словах была немалая доля правды. — Я очень рада видеть тебя, — наконец произнесла она, обдумывая каждое слово, словно хотела сказать что-то еще.
Я опустил глаза и уставился на свои башмаки. Но они не поведали мне ничего нового.
— Слышал, скоро тебя произведут в маги первого ранга. Мои поздравления.
— Я не уверена, что достойна такой чести. Не сомневаюсь, Учитель приложил все усилия, чтобы подмазать мое восхождение.
— Значит, теперь ты можешь разрушить любое творение архитектуры, если сочтешь его безобразным, и обратить непослушных слуг в грызунов?
Лицо Селии приняло натянутое выражение, которое я часто наблюдал у нее, когда девочкой она не могла понять шутку.
— Я приучала себя следовать по стопам Учителя и потому изучала предметы, в которых он преуспел: алхимию, защитную и лечебную магию. Учитель никогда не имел желания учить заклинания, с помощью которых можно наносить вред окружающим, и у меня даже в мыслях не было следовать теми путями, которых он предпочел избегать. Даже практика темных сторон Искусства требует от человека определенных качеств. Ни один из нас не способен на такое.
Каждый способен на все, что угодно, подумал я, но ничего не сказал.
— Он необыкновенный. Боюсь, в детстве мы едва ли это осознавали. Получить честь учиться у его стоп… — Селия положила крохотные ручки на грудь и покачала головой. — Понимаешь ли ты, что значат его обереги для этого города? Для этой страны? Сколько людей умерло от чумы? И сколько еще умерло бы, если бы его заклинания не защищали нас по сей день? До его открытий крематорий в летние месяцы приходилось топить круглые сутки только затем, чтобы не выбиваться из графика, — и это тогда, когда чума не достигла еще своего пика. Ну а когда красная лихорадка разразилась в полную силу, некому было даже собирать тела с улиц.
Воспоминание о тех событиях закралось мне в мозг. Мальчик шести-семи лет робко перешагивает через тела соседей, стараясь не наступать на их распростертые руки, и напрасно взывает о помощи.
— Я знаю, что значит для всех нас работа Учителя.
— Не знаешь. Боюсь, этого не понимает никто. Мы не представляем себе, сколько погибло людей в Низком городе, среди островитян и портовых рабочих. В тех санитарных условиях, что были прежде, могла вымереть треть населения, половина и даже больше. Благодаря Учителю мы выиграли Войну. Без него не осталось бы достаточно живых мужчин, чтобы собрать нужное войско. — Ее глаза благоговейно поднялись кверху. — Мы всегда будем перед ним в неоплатном долгу.
Когда я ничего не ответил, она слегка покраснела и смутилась.
— Ну вот, по твоей милости я начала снова. — Ее непринужденная улыбка обнажила тонкую паутинку морщин на коже, морщинок, что так разительно отличали ее от девочки, живущей в моих воспоминаниях, в образах, которые могут отойти в прошлое, но навсегда останутся дороги сердцу. — Полагаю, ты вернулся не затем, чтобы выслушивать мои избитые дифирамбы Учителю.