— Ох… Воля ваша, конечно, но уж очень не нравится мне эта идея. Ладно, неволить вас не могу. Советом помогу, благо родился и вырос я в этих местах. Папа мой, Алексей, Царствие ему небесное, был заядлый рыбак, так что знаком я с тайгой хорошо. В общем, здесь проблем не будет, а вот… — священник задумался. — Будет у меня к вам одна просьба. Положение ваше крайне серьезное. Думаю, вы отдаете себе отчет в том, что может случиться все, что угодно, — беглецы потупились в пол. — Я сейчас, главным образом, обращаюсь к вам, Светлана, и к вам, Иван. Денис у нас человек верующий, воцерковленный, а вот как с вами быть?
— А почему это важно? — спросил Митрич после длинной паузы. — Какое значение имеет в данном случае наша вера?
— Самое непосредственное. Положение ваше столь серьезное, что помочь может только Бог. На Руси воины перед походом обычно каялись в грехах и причащались Тела и Крови Христовых, готовя себя к возможному переходу в мир иной.
— Ну вы и страху нагнали! — Митрич говорил с легким раздражением. — Все у нас будет хорошо!
— Дай Бог, Иван. Я этого искренне желаю и буду молиться за вас, но не забывайте кто я. Знаете сколько мне приходилось отпеть в своей жизни людей, которые, будучи совершенно здоровыми и полными разнообразных жизненных планов, выходили утром на работу или шли за хлебом, а потом оказывались у патологоанатома. Человек настолько слаб, что… А за вами целая армия головорезов гоняется! — священник слегка повысил тон. — Не вижу никаких оснований для беспечности! И еще меня волнует Светлана, — женщина удивленно подняла брови. — Да-да. Вы же были в детстве крещены в Церкви, но потом, попав к этому проходимцу, от Бога отреклись.
Светлана сидела словно громом пораженная.
— Я?! Да бросьте, батюшка! Вы же сами сказали, что он проходимец. О каком отречении может быть речь?
— Насколько я знаю, адепты секты Святославского в ходе чина так называемого «крещения» отрекаются от православной Церкви и от своих родителей. Более того, свою бумагу они подписывают кровью.
— Да, было такое, но какое это имеет значение? — Светлана была искренне удивлена.
— Увы, Светлана, имеет. Фактически вы отреклись от Бога, предав Его.
— И что теперь?
— Если вы понимаете, что совершили ошибку, связавшись с сектой, то надо в этом раскаяться.
— Да я уже давно раскаиваюсь!
— Прекрасно, тогда надо принести покаяние Богу в Таинстве исповеди.
— Зачем? Если Бог слышит меня и видит мое сердце, то Он видит мое искреннее сожаление и раскаяние.
— Видите ли, Светлана, у человека есть не только из душа, но и тело. Причем тело является неотъемлемой частью человеческого существа. Я могу даже больше сказать — тело часть человеческой личности. Вот поэтому Бог установил в Церкви специальные Таинства, в которых невидимая благодать Божия сообщается зримым — видимым — образом. Можно рассмотреть любое Таинство, и вы увидите реализацию этого принципа. По поводу Исповеди я могу сказать еще и то, что грех есть не обычное нарушение закона. Если рассматривать эту проблему только в юридических терминах, то, действительно, не совсем понятно, зачем совершать Таинство — достаточно человеку признать свою ошибку и дело сделано. Но в том-то и беда, что грех есть болезнь. Грех ранит нашу душу, изменяет, извращает наше человеческое естество. Именно по этой причине происходит постепенная деградация человека, одержимого той или иной страстью. И Таинство покаяния необходимо не для получения формального прощения, но именно для исцеления души. Да, разговор с самим собой, предшествующий Таинству, необходим. Человек сначала должен осознать свой грех, должен признаться самому себе в том, что он совершил преступление перед Богом, но этого недостаточно. Потом надо обязательно прийти в Церковь, где в Таинстве и снизойдет на человека благодать, исцеляющая его душу. Только в этом случае совершенный ранее грех становится не бывшим.
— Хорошо, батюшка, я согласна. Думаю, здесь проблем для меня не будет.
Отец Василий посмотрел на Светлану серьезно и сочувственно, сказав с сомнением:
— Хорошо, если так. А как вы, Иван?
— Нет, батюшка, я пока не готов.
— Понимаю и настаивать не буду. Сделаем так. Завтра у нас ранний подъем, едем на службу в наш храм. Служить будет отец Григорий, а я займусь вами, страдальцами.
Вечером, когда священник удалился к себе в спальню, я усадил коллег по несчастью за стол.
— Что будем делать с деньгами?
— Давай выкинем на фиг — и все! Чего еще с ними делать?
— Митрич, я говорю серьезно!