В Свердловске было холодно, но не очень голодно. Работали театры, местные и эвакуированные, особенной популярностью пользовался Театр оперетты, там в антракте в буфетах можно было купить бутерброды с колбасой, сыром, икрой и даже выпить пива…
— С бытовыми вопросами разобрались. Но чему можно было обучить студентов за восемь месяцев, если за этот период они были обязаны пройди два курса обучения?
Ведь готовили врачей для фронта, так как за такой короткий период студенты успевали освоить, скажем, основные постулаты военно-полевой хирургии, набить руку на операциях?
— Мне представляется, что на ваш вопрос вразумительного ответа, наверное, не дали бы в то время ни ректоры, ни профессора. Работали на ощупь. Сокращали теоретические лекции, больше внимания уделяли чисто практическим вопросам и оставляли в стороне педиатрию, часть дерматологии и тому подобное.
Лекции мы посещали нерегулярно, да и никто от нас этого не требовал, важно было отработать именно практические занятия. Лекции нам читали известные корифеи медицины, профессора Богданов, Лидский, Кушелевский, Пунин, Шефер, Чаклин и другие. Военно-полевую хирургию нам читал профессор Богданов.
Мы штрихами изучили основы этапного первичного и хирургического лечения с эвакуацией раненых по назначению, благо были хорошие учебники Еланского и различные инструкции и наставления по этим вопросам, составленные в ГВМУ.
Мне, например, было легче, чем другим. Во время работы в госпитале ведущий хирург, молодая женщина, до войны работавшая гинекологом, часто брала меня в операционную, и я ассистировал на операциях. Она плохо выносила запах гнойных ран, и в гнойную перевязочную посылала меня, так что хирургическую обработку ран в более-менее приличном объеме я освоил, работая в госпитале.
Врачей выпускали из института без воинских званий, их присваивали через некоторое время. Первое звание было — военврач 3 ранга.
— Когда состоялся выпуск военврачей из Свердловского мединститута?
— Наш выпуск состоялся в конце мая 1942 года. Перед завершением учебы, согласно какому-то существующему в то время положению, нужно было уплатить за учебу, но сделать это почти никто из нас не мог. Исключения из правил не было, и неплательщикам стали угрожать задержкой в выдаче дипломов, но эта угроза помогала мало. Тогда мне и Семену помогла одна добрая душа, декан лечебного факультета профессор Зетель-Коган, не знаю, за какие заслуги, но она уплатила за нас требуемую сумму (по-моему, 300 рублей), и мы ей были очень благодарны. С Семеном договорились, что как только получим первое денежное содержание, вернем ей долг, что мы и сделали, когда уже были на фронте, но получила профессор эти деньги или нет, я так и не узнал, потом говорили, что профессор Зетель-Коган умерла во время войны…
Выпускной вечер был устроен по старым традициям, был алкоголь, в студенческой столовой напекли блинов, а местные уральцы приготовили и принесли пельмени.
После торжественной части был праздничный ужин и танцы, а на следующее утро, попрощавшись с товарищами (которых я, кстати, кроме Семена Розенблюма, ни разу больше не встретил, ни во время войны, ни после нее), я отправился в военкомат.
Получил назначение на должность командира 30-й ОДР, впервые надел настоящую комсоставскую форму, мне выдали документы на звание военврача 3 ранга (с гордостью прикрепил по одной шпале в петлицы), и я направился в свою роту.
Но когда я понял, в какую часть меня назначили, то воспринял это, как минимум, как личное оскорбление.
— Почему?
— Я был уверен, что получу назначение в какую-нибудь боевую часть, а тут меня отправляют в тыл, в окрестности Свердловска, во вновь формируемую 30-ю ОДР (эта аббревиатура ОДР расшифровывалась так — обмывочно-дезинфекционная рота).
Прибыл на место, во дворе стоят несколько автодушевых и автодезкамер, вокруг которых суетились солдаты пожилого возраста и несколько женщин в военной форме. Писарь роты, который по возрасту годился мне чуть ли не в дедушки, открыл рот от удивления, когда увидел, что командиром к ним прислали почти мальчишку.
До моего появления в ОДР командовал ею политрук Данилов, добрый человек, лет 45 от роду. В роте служили хорошие люди, почти все пожилого возраста, отношения между Даниловым и подчиненными были не строго уставные. Служба в этой роте была мне не по душе, я хотел на фронт. Прошли всего недели две, как в один прекрасный день в расположение роты прибыл незнакомый мне военврач 2 ранга и без лишней дипломатии объявил мне, что на должность командира этой роты назначен он, а мне следует явиться в Военно-санитарное управление Уральского ВО, что я и сделал.