Была страшная усталость, которую я старалась не показывать. Удивляла квалифицированная, быстрая работа санитаров Толоконникова и Н. Жарова, которые ловко освобождали переломанные конечности от одежды, накладывали шину Дитерикса на бедро — в институте мы о ней только слышали. Обработка раненых во время этого боя стала для меня первой практикой по травматологии. Вначале, когда пошел большой поток раненых, меня охватило чувство растерянности и своей неполноценности, ненужности здесь — я видела, как без моих указаний фельдшер В. Артамонов и санинструкторы быстро, точно ориентировались в тяжести ранений, отсортировывали тяжелых раненых для оказания первоочередной помощи. Но постепенно я обрела уверенность, безошибочно диагностировала, делала внутривенные вливания, блокады, средний медперсонал часто ждал моих указаний. При работе с большим потоком раненых нужно было быстро соображать и быстро действовать. Впоследствии мне всегда были малосимпатичны тугодумы, люди с замедленной реакцией, медлительные в движениях.
Несколько дней работали с большим напряжением, делая короткие перерывы на еду и сон. Затем мы продвинулись на несколько километров на запад, и не было границ моему удивлению, когда вместо деревень Петушки и Барсуки я увидела лишь глубокие воронки от фугасных бомб — ни одного дома, ни одного живого существа. За это погиб весь полк…
Наступила осень, шли дожди. Санчасть полка часто меняла место расположения. Очень трудны были переходы по бездорожью. Имеющиеся пять-шесть лошадей были нагружены палатками, носилками, перевязочным материалом, часто увязали в грязи, и ездовые, крича и ругаясь, помогали им выбираться. Мы, держа мокрые полы шинелей в руках, с трудом шли по разбитым дорогам. Хорошо, когда в лесу делали настил и можно было пройти по твердой дороге. Но при этом движение могло быть только односторонним, из-за чего часто появлялись пробки и перемещались мы с большими задержками. На новом месте, если дивизия не была в обороне или не вставали на временный отдых для пополнения, мы, как правило, ночевали в палатках, побросав на землю елочные лапы и покрыв их плащ-палаткой. Кормили нас сытно и обильно, чаще всего готовили пшенный суп или суп с галушками, каши с консервами. Дополнительно командному составу ежедневно выдавались консервированные крабы, печенье, сливочное масло, позже появилась американская колбаса в банках, яичный порошок. После голодного военного года в институте я стала поправляться на хорошем питании, к тому же находилась всегда на свежем воздухе. Однако преодолеть страх перед бомбежками и артобстрелами так никогда и не смогла — все время казалось, что каждый снаряд летит прямо на меня. Чувство страха у меня всегда соединялось с острым чувством голода. Санитар Вася Шишкин заметил это и каждый раз при появлении немецких самолетов, падая на меня сверху и закрывая полами своей шинели, совал мне в руку сухарик.
Стояли в Смоленских лесах, обосновались, вырыли землянки, поставили печки, вместо дверей приспособили плащ-палатки. При входе в землянку всегда образовывалась небольшая яма с водой, отчего было сыро, несмотря на печку. С моим маленьким ростом я могла ходить по землянке не сгибаясь, как это делали другие.
Не болели. Простудных заболеваний практически не было, удивительно мало было больных бойцов. Я боялась за свои суставы — с четвертого класса страдала полиартритом с частыми обострениями, иногда по месяцу не могла ходить в школу или ходила с палкой. Однако в боевой обстановке суставы меня не беспокоили, не было и ангин, которыми я часто болела в институте.
Была поздняя осень. Командиром полка был уже не Устименко, которого как будто перевели в штаб корпуса. Новый комполка был высокого роста, лет пятидесяти, с выпуклыми бесцветными глазами. Однажды — мы уже легли спать — в землянку вбежал адъютант командира полка, весь перетянутый ремнями и обвешанный сумками и планшетами, чуть не наступил на лежащего около печки санитара и громким командным голосом заявил, что младшего врача полка Шаблыкину, то есть меня, требует к себе командир полка. Я в недоумении уставилась на врачей. На реплику старшего врача, что, мол, если комполка заболел, то он сейчас придет и посмотрит его, — адъютант ответил: «Нет, нужен младший врач». Со мной пошел санитар Демидов, парень из Вологды, он не раз говорил: «Кончится война — женюсь, жену возьму толстую-толстую». — «Почему же, Демидов, толстую?» — «Она теплая». Он часто страдал от холода.