После посиделок Андрей пришёл к жене. Осторожно вошёл в комнату, лёг на кровать где она лежала вся закутанная в плед. Обнял её со спины. В нем пробудилось какое, то не ясное желание поддержать её
На мужчину накатило горькое чувство жалости по отношению к ней. Полина не спала. Специально прикинулась ради него.
Молчаливые его объятья не принесли ей ни утешения ни радости. Они отчетливо показались ей удушливой верёвкой на её бренном, бесполезном теперь теле…
42
Дни были однообразны.
Каждый новый был в точности похож на предыдущий. Полина проводила время в кровати, смотрела одно и тоже бразильское телешоу и… Не ела.
Совсем.
Ничего, ни крошки.
Прошлая целая неделя с выписки и последний раз она ела там. В больнице. А дома не проглотила ни кусочка.
Еда не лезла ей в горло. Она не хотела больше жить.
Будто жизнь утекла из её тела подобна песку в разбитых солнечных часах. И место неё осталось лишь пустое ненужное тело…
Ритка на пару с Валентиной Теодоровной жутко за девушку переживали. Каждый полчаса они заходили в спальню молодой хозяйки поочереди и спрашивали: “Не хотите ли вы откушать чего нибудь, Полина Анатольевна?” Ответ Полины был всегда один и тот-же: “Я не голодна. ”
В одно утро Валентина Теодоровна не выдержала. Сердце кухарки болело за "бедное дитя" которое само себя убивало. Выпятив объёмный бюст и уперев руки в боки она запричитала громким голосом:
— Это, что же делается, Душенька! Погубишь же себя как есть погубишь! Ну скушай ты творожок! Или супчик вот наварила куриный, легенький…
В дверном проёме показалась Рита с подносом, где стояла тарелка с супом и стакан компота из облепихи.
— Покушай, Девочка… Убьёшься ведь…
Полина сморщила бледное лицо и скривила губы.
— Уходите! — Велела она закутываясь в одеяло.
Голос девушки был тихим и ослабленным. Её постоянно знобило и лихорадило.
— Ну, что же, Голубушка… — Опять завела женщина.
Эти причитания начали порядком раздражать Полину.
— ПОШЛИ ВОН! — Закричала она с такой силой, что Ритка чуть уронила поднос на пол.
— Полина Анатольевна…
— ВОООН!
Ошеломленным женщинам пришлось покинуть комнату. И теперь они стояли в коридоре в компании Валерика. Обсуждали, что же им делать. Ритка, даже заплакала и уткнувшись Валерику в грудь размазывала тушь по щекам.
— Ну не плачь, Рит… — Валера осторожно погладил её по макушке.
— Не могу я-я-я… Полина Анатольевна т-таакая х-хорош-шая… И н-не м-может же она у-умереть… — Рыдала девчонка.
Валентина Теодоровна тихо охала отвернувшись от молодых, да вытирала в тайне крупные слезы катившееся из глаз.
— Что это вы тут мокроту развели? По какому поводу слезы льём? — Спросил Герман.
Он только, что поднялся на второй этаж. Его взгляд упал на поднос стоявший на столике. Он кивнул на дверь по центру.
— Опять есть не хочет? — Спросил мрачным тоном.
— Не хочет, Птенчик мой! Совсем не хочет… — Развела руками женщина.
И взглянув на него влажными печальными глазами попросила:
— Сделай, что-нибудь, Драгоценный! Девонька совсем плохенькая…
Герман взял в руки поднос. Лицо его ожесточилось. На щеках проступили жевалки, а губы побелели.
— Все хорошо будет. Идите и не плачьте тут. — Велел он охрипшим голосом.
Полина, даже не отреагировала когда Герман вошёл в комнату. Не отреагировала когда он шумно опустился на кровать. И не хотела реагировать когда он заговорил. Но как же промолчишь тут когда голос пробирает до костей и заставляет чувствовать себя последней тварью?
— Поешь. Тётя Валя тебе вкусного наготовила.
. —Не хочу. — Прошептала, а сама задрожала вся. Герман тяжело вздохнул сжимая руки в кулаки.
— А сдохнуть ты хочешь?!
— Мне все равно. — Безразлично мотнула она головой.
Герман пришёл почти, что в ярость. Вот уже неделю он наблюдал как девушка которую он любил, его друг убивала себя. Не как иначе как Убийство это было не звать. Это было оно в чистом виде. И никому не было дела.
Родители Полины уже давным-давно снова свалили в Турцию, а Андрей… Пару дней он честно пытался привести жену в чувствах. Бегал с ложечкой по дому, но потом. Бизнес все дела и все… В офисе почти с утра до ночи.
А она тут гробит себя, жить не хочет. Германа ломало от злости. Некому кроме прислуги не была дела.
Что это блин за мир такой? Что с его семьёй ни так? Думал он постоянно. Почему его брат единокровный причем такая сволочь?
«Да какая работа мать твою… Она же здесь… Ждёт твоей поддержки. Сука как ты мог бросить её?»
Подумал он разглядывая Адамову. По его мнению она была восхитительной. Прекрасной снаружи и внутри. И она должна была быть любимая. Но Полина не была…
Она ощущала это каждой клеточкой поэтому и не боролась…
— Хочешь сгнить в этой чёртовой постели? Пожалуйста! Но знай плакать я по тебе не стану. И на могилу к тебе не приду, Сладкая. — Герман криво и зло ухмыльнулся.
Каждое слово.
Каждое.
Было пропитано болью и горечью. Которую Полина почувствовала и если только могла, расплакалась бы. Но она не могла. Поэтому когда он аккуратно оставил еду и вышел у неё была все тоже каменное выражение лица.
Через несколько минут после ухода девушка принялась есть ещё тёплый суп.
— Вот видите! Подействовало. — Довольно прошептал Герман наблюдая через маленькую щель в двери, как Полина обедала.
— Как вы её уговорили, Герман Викторович? — рассмеялась Ритка. Смущаясь она держала за руку Валеру.
— Я её не уговаривал. — Хмыкнул Герман. — Она сама захотела.
— Она выбрала жизнь… Моя сильная Фея выбрала жить…
Пробормотал Герман одними губами и улыбнулся закрывая дверь спальни.
43
— Слушай… Может поедем сегодня на ужин к Баяровым?
Сказал Андрей осторожно прикасаясь к руке супруги. На слабый вопросительный взгляд Полины он охотно пояснил:
— Друзья мои старые. Я тебе про них как то рассказывал… Сходим в хорошей компании развеемся. Вина выпьем, креветки будем есть… — Смущённо потер он подбородок и неловко улыбнулся.
Полина с унылым лицом отвернулась к стене. Она жить не хотела, спать спокойно не могла.
Буквально толкала в себя еду, а он развеется…
Зачем ей теперь развлечения? Бесмысленная болтовня? Гости, погулять, креветки… Незачем. Её существование теперь нечего не стоит. Она никто и ничто в этой жестоком мире…
— Нет желания, прости.
Андрей вдруг с жаром поцеловал её кисть. На него напало вдруг такое глубокое чувство вины, что он ощутил себя последней сволочью.
— Я люблю тебя, Полин. — Легко соврал он.
Его ложь стала слишком большой. Теперь не только врал друзьям, семье, любимым…
Нет!
Сейчас он стал врать уже сам себе, но Андрей не хотел признавать этого. Вся его жизнь состояла из лжи.
Мужчина врал отцу, врал матери, врал жене. Он обманывал, обманывал и обманывал… Это был его личный замкнутый круг.
Мужчина все никак не хотел взрослеть и признавать свои ошибки. Не мог признать, что это он.
Это черт возьми он её убил…
Разрушил эту девушку. Сломал её как ломал игрушки младшего брата ему на зло в детстве.
— Я люблю тебя, но нам нужно двигаться дальше. Нашего ребёнка больше нет. Отпусти его… — Андрей погладил её по руке, по плечу.
Полина сморщилась его руки холодные и неприятные, а слова пустые. Ему ведь легко. Этот мужчина не ощутил потери в полной мере. Так как почувствовала её она. Женщина носившая эту потерю в утробе. Ему никогда не осознать эту невыносимую боль. Которая разрывала, уничтожала тебя изнутри. Изводила, грызла, убивала…
Нет, нет, нет…
Ему не осознать её.
Потому, что ему изначально было наплевать на неё и сына. Он с лёгкой руки торчал в офисе пропуская все их счастливые моменты которые должны были стать их общими.