Вспоминая теперь ту минуту, шутили, не задевая только командира да еще минера Хватько. Андрей Хватько сделал тогда такое, чего в простой обстановке, наверное бы, сделать не смог. Простые тали, деревянные клинья-стопора и еще совсем немногочисленные приспособления — разве бы этой нехитрой техникой, будь обстоятельства менее требовательными, можно было справиться с тяжестью торпед?
В кают-компании только и разговоров было, что о неизвестной лодке. Даже составились две партии. Первая (ее возглавлял неторопливый и обстоятельный в суждениях Батуев) утверждала, что лодка здесь появилась не случайно. Блуждание в этом районе, предписанное планом похода, тоже не есть какая-либо ошибка или недоработка штабистов бригады…
Минер Хватько, возглавлявший противную сторону, издевался над глубокомыслием Батуева.
В часы, отведенные для политинформации, Кузовков провел обстоятельную беседу о международном положении. Командиру хотелось, чтобы заместитель сделал доклад по трансляции: спокойнее, когда каждый человек на своем месте. Но кузовков настоял, чтобы, поскольку такое изредка разрешалось, свободных от вахты собрать собрать вместе.
— Пусть посмотрят друг на друга, — говорил Кузовков, — пусть посмеются вместе. Не барсуки — каждый в своей норе. Мало ли что нам еще предстоит. Пусть каждый в тяжелую минуту помнит: за переборкой, в другом отсеке, — друг.
Вечером командир разрешил «прокрутить» кинокартину. Спорили: «Чапаев» или «Карнавальная ночь»? большинство высказалось за «Карнавальную». Она повеселее, мол. Посмеяться надо, духоту забыть.
Командир отделения дизелистов, старшина второй статьи Разуваев, стоявший в это время на вахте, стал проситься у Батуева посмотреть кинокартину.
— Похохотать охота. Пусть подменят. Везет же вон разным Шайтанкиным: опять будет смотреть. А ведь за всю кинокартину зубов не покажет — сидит как каменный.
Батуева этот упрек задел. Видимо, сказывалось постоянное напряжение похода — все стали заметно раздражительнее. Шайтанкин ответил что-то Разуваеву. Тот не отступился. Земляки крепко повздорили. В конце концов Разуваев даже напомнил дружку о давних днях, в которые семью Шайтанкиных одолевала нужда, и если бы не доброта Разуваева…
— Не забывай тех деньков. Не забывай, — говорил он товарищу.
Шайтанкин те дни помнил. Тогда действительно туговато пришлось их семье. Отец вдруг задурил на старости лет. Спутался с какой-то бабенкой, бросил мать, забыл про ребятишек, подался вместе с «возлюбленной» куда-то на север, «большую деньгу зашибать».
Пока придут от него алименты или, одумавшись, сам вернется в родной дом, а есть что-то надо. Пришлось бросить школу и пойти на металлургический. Взял тогда недоучившегося десятиклассника в свою бригаду Разуваев. Тяжелая работенка — чистить горячие поддоны, устанавливать изложницы, которые только что освободились от горячих слитков и в которые скоро снова хлынет огненный металл. В башмаках на толстой деревянной подошве прыгаешь по частоколу изложниц, цепляешь гаки разборных «восьмиток», тяжелых цепей, за ушки изложниц, кричишь крановщику: «Вира! Майна!» Не успеешь «раздеть» канаву, надо уже готовиться принимать сталь из второй печи.
Разуваев был неплохим бригадиром, старшим канавным. Правда. Он всегда умел спихнуть недоделанную работу другой смене. Очень ловко умел спихнуть. Умел оставить, как говорят металлурги, «бороду». А ведь это было очень плохо: оставлять где и надо, где и не надо «бороду».
Вот сейчас здесь, в этом тяжелом походе, Шайтанкину особенно ясно увиделось, насколько же было нечестным обманывать товарищей своих.
— Ты меня «бородой» не попрекай, сердито отговаривался Разуваев. И классами своими не гордись. (Он имел в виду то, что, как ни трудно пришлось Шайтанкину, а десятилетку он все же закончил.) — Вот придем на гражданку и посмотрим тогда: твои десять классов или моя неполно-средняя больше потянут. Это тут тебе удалось выше выскочить. А в нашей канаве еще посмотрим.
— Дурак ты стоеросовый, — Шайтанкин даже и не сердился теперь. — Ты же, когда вернешься, канавы уже не найдешь. Эта канава нам от прежних времен досталась. Ты же знаешь, что ей не сегодня-завтра скажут: «Пошла из цеха!» Разливочная машина будет этой работой ворочать. А разве тебя допустят к той машине, если ты только и будешь уметь, что своих товарищей с «бородой» оставлять!