— А мина? — Кузовков теперь уже не соглашался с успокаивающими догадками. — Она… Она не с Балтики. Она не из Северного моря. И не из Японского и Желтого морей течения приволокли ее сюда. Она — здешняя…
Командир положил руку ему на плечо: «Тише, мол, тише. Это пока лишь наши догадки. Другим пока про это и не нужно знать».
К загадочной отмели не подходили, подползали. Поначалу курсировали на малых ходах, в подводном положении, с противоположной стороны острова. И все более приближались к берегу. Осторожно обогнули мыс, вдававшийся в океан коротким тупым выступом. Штурман сообщил, что под килем сто; продвинулись еще вперед, еще — и легли. Долго слушали. Полсуток лежали, только слушали. Потом раздалась команда «Водолазам приготовиться…»
Шайтанкину хорошо помнилось, как первый раз, еще в учебном отряде, надел он легководолазный костюм, как лез в трубу торпедного аппарата. В руке тяжелый ключ: чтобы стучать, чтобы отвечать на вопросы и, если надо, самому дать сигнал. Уже двое вползли в трубу, улеглись там. Шайтанкин третий. И еще один за ним. Стало темно — значит, закрылась задняя крышка. Тишина. Хоть бы кто-нибудь из товарищей пошевелился. Удары над головой. Это снаружи инструктор бьет молотком по трубе, спрашивает: «Как самочувствие?» матрос, который лежит впереди всех, в ответ один раз ударяет над собой: «Хорошо!» Матрос, который лежит вторым, тоже отвечает: «Хорошо!» Шайтанкин махнул ключом, ударчик получился несильным, но — тоже «Хорошо!» все ответили. Над головой опять удары: глухо ухает пустая труба: «Внимание! Даем воду. Сравниваем давление с забортным».
Никогда еще не был в воде. Всегда в воздухе. И всегда мысль ободряла: «Если будет вдруг плохо, то поверни рычажок клапана на атмосферу, и дыши тогда сколько хочешь». А тут уже не повернешь. Уже все! Атмосфера где-то сама по себе, а ты сам по себе. Теперь у тебя только смесительный мешок, баллончики. У каждого баллончика клапан, вентиль. Надо не теряться. Надо уметь негнущимися, в толстой резине, пальцами нащупать нужный вентиль, повернуть. Надо несильно повернуть, чтобы весь воздух, сколько в баллончике есть, не ворвался в смесительную камеру. Надо… многое надо. Все выучено, все теоретически пройдено. Теперь вот надо…
Вода щупает бок, прижимает резину к телу, через свитер и через скафандр чувствуется ее холодок. Вода уже коснулась верхнего плеча. Значит, голова ухе в воде. Значит… Значит, теперь уже нет атмосферы. Душно. Стало душно. Шайтанкин понимает, что произошло что-то. Воздуха нет. Кислорода нет. Крутит вентили. Чувствует, что мешок перед грудью стал огромный. За ушами что-то шипит, на затылке, где спусковой клапан, хлюпанье. Душно. Дышать! Чем дышать?! Теряя сознание, заколотил ключом по трубе. Колотит, а все тихо. Будто оглохли, будто не слышат. И вдруг какая-то сила подхватывает его. Тот матрос, который лежит впереди, уперся ногами в голову Шайтанкину, нажимает, выталкивает его из трубы. И сам Шайтанкин тому, дружку, который за ним лежит, ногами уперся в голову. И вдруг — свет. Было темно-темно, и сразу — свет. Слышится шум потока воды. Целый водопад. Это поток из выхлестывает из трубы, выбрасывает одного, второго, третьего.
Чьи-то руки подхватывают. Сразу и справа и слева. Ставят на ноги. Инструктор заглядывает через стекла. Смотрит вопросительно, пытливо: «Ты стучал?»
«Дышать! Чем дышать?!»
Слышно, как быстрые руки раскручивают «аппендикс». Растаскивают перед грудью резину, распахивают. Шайтанкина пытаются вытряхнуть из скафандра. Пытаются и не могут. Шлем с головы стащили, а от лица резина не отстает.
— Отпусти! — кричит старшина-земляк. — Отпусти же, загубник, черт тебя возьми! Ты же закусил его. Зажал зубами. Разожми зубы!
Только и стоило — разжать зубы, и — атмосфера… Как все же сладка эта атмосфера! Как удивительно сладка! Это, наверное, только подводники знают. Какое счастье дохнуть полной грудью. Во всю ширь, во всю мощь легких. Полным вдохом.
Вспомнилось все это Шайтанкину в минуту, когда снова предстояло лезть в тесную длинную трубу торпедного аппарата.
Открыта крышка верхней левой трубы; незадолго до этого торпедисты трубу «очистили», то есть достали из нее торпеду.
Командир сам спросил старшину: «Готовы?» Разувайкин поднял резиновую пухлую руку: «Готов». Шайтанкин коротко взмахнул: «Тоже готов».
Командир будто проткнул ладонью воздух, указал на круглый темневший зев раскрытого аппарата: «Пошли!»