– Василий, ты когда последний раз ел?
– Третьего дня.
М-да, надо искать еду, иначе мы так долго не пробегаем.
Выходит, хочешь не хочешь, а надо искать какую-нибудь деревню и просить хоть хлеба кусок. Мне это сильно не нравилось, но другого выхода я в создавшейся ситуации не видел.
Как-то быстро стемнело. Набежали тучи, пошел мелкий моросящий дождь. Мы быстро промокли, ноги скользили по мокрой траве.
Слева послышался треск мотоциклетного мотора.
Мы замерли, вслушиваясь.
Мотор то взревывал, то смолкал, но звук шел с одного места.
Я взглянул на Василия:
– Пойдем посмотрим.
Мы двинулись влево. Дождь заглушал шаги.
Вышли на просеку в лесу.
Немец в клеенчатом плаще и каске безуспешно пытался вытолкнуть из грязи засевший почти по ступицы мотоцикл с коляской.
– Сейчас я его прищучу.
– Давай уйдем от греха подальше, у него на коляске пулемет, – прошептал мне в ухо Василий.
– Ляг, и чтобы – тихо.
Тотьмянин послушно улегся в траву.
Я вытащил пистолет, взвел курок и стал подкрадываться к немцу, укрываясь за деревьями. Двадцать метров, пятнадцать, десять… Пора!
Я поднял пистолет, поймал на мушку спину в плаще. Мушка плясала на цели. Никогда до этого я не стрелял в людей – только по мишеням. Или это от голода и усталости? И пистолет неизвестный – пристрелян ли?
Задержав дыхание, я додавил спуск.
Выстрел грянул как-то неожиданно, оглушив. Немец упал ничком в грязь.
– Василий! Смотри за дорогой!
В несколько прыжков я подскочил к немцу. Не сводя ствола со спины, пнул его ногой в бок. Даже не шелохнулся! Я сунул пистолет в кобуру, перевернул убитого на спину. На его груди был вырван кусок плаща от прошедшей навылет пули, вокруг рваной дыры все окрасилось кровью. Готов!
– Василий, что там?
– Покамест никого не видно.
Странным образом немец приковывал к себе внимание. Я первый раз видел настоящего фашиста. Не манекена в музее, одетого в форму вермахта, а реального врага.
Плащ – то ли клеенчатый, то ли прорезиненный, кожаный ремень с бляхой, на которой выдавлено «Got mit uns». Узкие погончики. На рукаве – непонятный значок. Надо бы обшарить, посмотреть документы – из какого полка, а может быть, и карта при нем есть? Да только грязен он и в крови. Или я боюсь обыскивать убитого?
Я обошел мотоцикл, начал обыскивать коляску. На сиденье лежала какая-то коробка. Я разорвал картон. Похоже на галеты. Сунул одну в рот, пожевал. Что-то вроде высушенного пресного хлеба. Повернув запор, открыл багажник коляски. О! Какие-то банки. Никак – тушенка.
– Василий, иди сюда.
Парень подбежал.
– Забери консервы.
Боец скинул с себя гимнастерку, связал рукава и шустро выгреб туда все содержимое багажника.
– Коробку с галетами туда же сунь.
Я стал осматривать крепление пулемета. Ага, понял. Снял с коляски пулемет с лентой патронов в круглой коробке. Тяжел, черт!
Мы пошли в глубь леса. Первым остановился Василий.
– Все, не могу больше, давай передохнем и покушаем.
– Вася, если немцы наткнутся на своего убитого, они начнут прочесывать лес. Потому давай еще отойдем.
Солдат закинул на плечо узел из гимнастерки, и мы пошли в лес, в сторону – подальше от дороги.
– Все, тормози, здесь и расположимся, – скомандовал я.
Мы поели галет, покрутили в руках банки с консервами да и отставили их в сторону. Называется – видит око да зуб неймет. Ни консервного ножа, ни штыка – ничего, даже просто острого, чтобы открыть банку, у нас не было. Наверняка же у немца был при себе штык или нож, так нет же – побрезговал обыскивать. Вот и сидим теперь у жратвы и полуголодные.
Мы доели галеты, потому как от дождя упаковка стала расползаться, и сами галеты стали походить на подмоченный хлеб. В животе разлилось приятное тепло. Жаль, шалаш для укрытия от дождя не сделаешь – лес неподходящий, сплошь березы да осины.
Я стал разбираться с пулеметом. Откинул крышку – лента уже заправлена. Запаса лент нет, потому – оружие одноразовое: отстрелял барабан и выкинь.
– Стрелять-то хоть научили? Ты же в пулеметном взводе был?
– Не, не умею. Я подносчиком был. Первый номер обещал научить, да не получилось. Меня ведь только призвать успели, в форму переодели, а через три дня от взвода один я и остался.
– Не горюй. Вот к своим выберемся, там научат. А теперь бери узел, пойдем деревню искать. Не все же нам в лесу под дождем сидеть.
Я подхватил пулемет, Васька забросил на плечо гимнастерку с харчами. Плохо, что остался он в одной нательной рубахе, а она белая, – далеко видать.
После галет прибавилось сил, но не скорости. Ноги в насквозь промокших ботинках разъезжались по раскисшей земле.