Нина с опаской посмотрела на плывущую змею, потом на экипаж «Забухающего» и безапелляционно объявила:
— Гадюка.
В «ноевом ковчеге» началась лёгкая паника. Экипаж вскочил со своих мест и бросился к противоположному борту лодки. Она угрожающе накренилась. Чем бы все это кончилось, неизвестно, но змея, вдруг потеряв к нам всякий интерес, вильнула хвостом и благоразумно повернула к берегу. Перепуганный «ковчег» облегчённо вздохнул.
— Ага, испугалась! — радостно крикнул Серёжка, снова хватаясь за весла.
В наших мужчинах, оправившихся от первого потрясения, вдруг проснулся воинственный дух, и воздух огласился их мужественными криками. Ощетинившись палками, удочками, вёслами и другими орудиями, «Забухающий» ринулся в атаку.
Первым на берег спрыгнул Владик, за ним Лешка и Сергей. Они окружили змею на песчаном пригорке и придавили вёслами к земле. Но она и не думала сдаваться: вырвавшись из–под весла, змея свернулась, как пружина, и, грозно высунув свой раздвоённый язык, стремительно метнулась вниз, где стояла Нина. Раздался крик, и длинная чёрная лента обвилась вокруг её ног. Все оцепенели.
Дальше все произошло мгновенно. Мы долго молотили змею вёслами и палками, пока она не перестала раскрывать свой хищный рот с раздвоённым жалом. Бледная Нина стояла рядом и смотрела, как совершается возмездие.
Когда все было кончено, мы осторожно перевернули змею палкой. Каково же было наше удивление, когда по жёлтым пятнам на голове мы узнали, что это был уж. Да, да, самый обыкновенный безобидный уж.
— М-да, — Протянул Лешка, Многозначительно посмотрев на присмиревшую Нину, — вот тебе и три тома Брема.
Все рассмеялись: всё–таки очень хорошо, что все обошлось благополучно.
Но это были, так сказать, цветочки, а ягодки ожидали нас впереди. Ночью наш походный лагерь, разбитый в небольшой дубовой рощице, подвергся, как казалось нашему болезненному воображению, настоящему змеиному нашествию. Словно издеваясь над нами, они шмыгали в темноте вокруг палатки, шуршали в прелых листьях и даже как будто гремели оставленной у костра посудой. Мы лежали в застёгнутых наглухо палатках и вздрагивали от каждого шороха: кто его знает, может быть, на этот раз змеи действительно были ядовитыми?
Осада продолжалась всю ночь, а когда наутро Серёжка осторожно разбаррикадировал выход и выглянул наружу, он испуганно отшатнулся: у входа мирно дремала на солнце свернувшаяся в клубок змея. Вела она себя на редкость спокойно и флегматично, не обращая никакого внимания на встревоженный шум, доносившийся из палатки.
Такого обилия ужей мы никогда не видели. Ими буквально кишело все вокруг. Они спокойно ползали возле наших палаток, лежали на пнях и пригорках и даже ухитрялись залезать в наши рюкзаки. Особенную активность проявляли маленькие ужата — змейки длиной в несколько сантиметров, от которых вообще некуда было деваться. Как это ни странно, но постепенно мы к ним настолько привыкли, что брали в руки, кормили мухами и даже вместе грелись на солнце.
По наблюдениям сотрудников Окского заповедника в районе реки Пры водятся только два вида змей: уж и гадюка. Уж обитает в сухих местах и дубравах по берегам реки, а гадюка — в низинах и болотах. Она бывает чёрной, коричневой, рыжей и серой. Многие туристы очень часто принимают за гадюку или медянку безногую ящерицу — веретеницу. На первый взгляд они действительно как будто похожи. Но распознать, их не так уж трудно. В отличие от гадюки у веретеницы почти полностью отсутствует шея. И бояться её не следует, она совершенно безвредна.
Вообще надо сказать, до сих пор о змеях ходит немало всевозможных самых невероятных легенд и рассказов. Говорят, что они сами нападают на человека, подстерегают его где–нибудь на тропе и, улучив момент, жалят в незащищённое место. Есть даже такое выражение «хитрый, как змея». Некоторые утверждают, что змеи могут атаковать лодки и даже гоняться за людьми, свернувшись в колесо. Но все эти легенды никакого отношения к действительному положению вещей не имеют, потому что все змеи, включая и ядовитых, очень пугливы и осторожны и при встрече с человеком стараются побыстрее скрыться в свои норы. Если ядовитые змеи и пускают в ход своё оружие, то только в порядке самообороны, когда на них невзначай наступают ногой или отрезают им путь к норам.
Тем не менее туристам надо быть осторожными, особенно во мшарах и прибрежных болотах, где встречается немало ядовитых гадюк. И уж во всяком случае не ходить по лесу босиком. Алексей Дмитриевич Желтов прав: лучше всего предохраняют от укуса змей резиновые сапоги. Но если всё–таки произошло несчастье и от змеиного укуса пострадал кто–нибудь из туристов, необходимо немедленно наложить жгут выше укушенного места, промыть рану крепким раствором марганцовки или спиртом и как можно быстрее доставить пострадавшего в ближайшую больницу. Не следует высасывать яд из ранки, прижигать её или принимать спиртные напитки. Это может только ухудшить состояние здоровья пострадавшего.
Что же касается гадюк, то в этих «ужиных» местах мы их почему–то не видели. В чем тут дело, не знаем. Одно можно утверждать определённо: там, где живут ужи, ядовитых змей не встречается. Откуда мы это узнали? Не из Брема, конечно, и не из нининых зоологических познаний. Так сказали нам местные косари, которых мы повстречали на берегу Пры, там, где слева впадает в неё маленькая лесная речка Кадь.
Лесная песня
Откуда начинаются реки? Из маленького родника, который притаился между корней старых сосен, или из крохотного лесного озерка, окружённого вереницей задумчивых берёз, а может, как Волга, из обыкновенного неказистого болотца, заросшего осокой и кувшинками. Каждая река имеет своё начало. Но поди найди его в лесной чащобе и топких сырых болотах. Белой змейкой бежит по лесу маленький ручеёк из неведомого нам глухого и таинственного царства. Где его начало? Поди отыщи!
Один лесник сказал нам как–то: «Реки начинаются в глуши. Они не любят посторонних взглядов». Наверное, прав был этот старик, всю жизнь проживший в лесной глухомани. Рождение реки — это всегда загадка. Идёшь вдоль берега, и, кажется, не будет этой речке ни конца ни края. А она все манит и манит тебя в лесную таинственную глушь. И жуть берёт от этой гулкой и тревожной тишины, и все хочется идти вперёд, чтобы найти, наконец, то таинственное место, откуда начинаются реки. Доберёшься до маленького родничка, припадёшь губами к холодной как лёд воде и с удивлением подумаешь: «Неужели в этом вот крохотном ручейке с взбаламученными песчинками на дне и рождается настоящая река?»
Каждая река откуда–нибудь начинается. Кадь начинается в болотах — мшарах, со всех сторон обступивших Голованову дачу. По такому болоту ступаешь, словно по мягкой зелёной подушке, а она колышется и прогибается под тобой, как молоденький ледок на только Что скованном морозом озере.
Как и все лесные реки. Кадь начинается с небольшого, беззащитного ручейка. Укутанный в траву и кустарник, заваленный прошлогодними пожелтевшими листьями, он тихо журчит по лощине, притаившись в тени осин и берёз. Такой ручеёк и на речку–то не похож. Перешагнёшь его с пренебрежением и пойдёшь, дальше. А он, глядь, уже и разлился, набрал силы раздвинул тесные берега. И перейти–то его теперь так просто. Приходится порядком поколесить, прежде чем отыщешь кладку на другой берег.
Возле деревни Оборона Кадь–уже довольно широкая речка. У деревянного моста местные ребятишки удят рыбу. По залитому солнцем лугу важно расхаживают гуси. Где–то вдали запоздало поют деревенские петухи. Это последняя деревня на берегу Кади. Река описывает возле неё петлю и исчезает в тёмных лесных зарослях. На много километров вокруг нет больше жилья, кроме разве одного–двух кордонов лесников да шалашей колхозных косарей.