— В кубрик, — задумался Юра. — А, что кают здесь нет?
— За каюты забывайте — это вам не ПМка, здесь матросы не жируют в четырёхместных каютах, а живут в тридцатиместных кубриках. Только офицеры обитают в каютах. Есть у них и своя кают-компания и свой камбуз. Зато в наш кубрик никто не заходит. Годки и подгодки здесь некоронованная элита флота. Сундуков здесь за людей не держат и в хуй не ставят. Если что — нахуй и весь базар. Можно и поебальнику дать, но без свидетелей.
— Понятно, — хмыкнул Лёха, — попали из огня, да в полымя. Автоматика не работает, вонь такая, что дышать нечем, кубрики и мордобой… За всё рассказал или ещё что-то оставил на закуску?
— С закуской здесь, братва, проблема, — загрустил Бакин. — Всё на самообеспечении.
— Это не проблема, — отмахнулся Лёха, подбрасывая в руке свою универсальную отмычку. — Разберёмся.
— Вот и ладненько. Пришли, братва, обустраивайтесь, — открывая двери кубрика, сказал Бакин.
Матросы вошли следом за ним в тесное помещение кубрика забитое под подволок подвесными койками и рундуками. Посредине стоял пилерс на котором висел чугунный, видимо сохранившийся со времён крейсера «Авроры», телефон. Иллюминаторы были задраены и вонь в кубрику стояла такая, что Лёху чуть не вывернуло. Он бросил свой вещевой аттестат на ближайшую нижнюю койку и отдраил иллюминатор. Морской ветер ворвавшись в кубрик принёс с собой свежесть моря, шум города и крики чаёк.
Закурив сигарету и, пуская дым в иллюминатор, Лёха задумался о царящей в мире несправедливости. В отличии от двадцатилетних матросов, жители Севастополя — дышали свежим воздухом, пили, ели, размножались, в общем жили полноценной жизнью. Ему же предстояло провести последний год своей службы на этом вонючем и ржавом корыте. И хоть служить у него здесь не было особого желания… прельщала годковщина которая, если верить словам Васи Бакина, поддерживалась здесь офицерами и потому цвела махровым цветом. Говорили, что годковщину развели пришедшие на флот призывники, которые до службы на флоте отсидели в колониях для малолетних преступников. Эта жизнь по-понятиям, а не по уставу быстро прижилась и была поддержана, начинающей формироваться, новой офицерской элитой. По большому счёту годки, получившие небольшую власть, выполняли функции военной милиции. Но, если о самоуправстве становилось известно в бригаде, годков старались по-тихому списать на другой корабль или комиссовать, до трибунала, дел почти не доводили.
Это конечно огромный плюс, служить на корабле где уважают годков. Намного лучше, чем на той коломбине ПМ-24, где до этого Лёха Дигавцов был в командировке. Там годков ни во что не ставили и гоняли на корабельные работы, как и карасей-салабонов. Послужив так пару дней Леха, дождался удобного случая и ушёл со своим годком Саркисяном в самоход. Гуляли сутки. Сначала на улице Ревякина, а потом в экипаже. После такого «культпохода» его вернули на девятку, а оттуда уже отвели на губу. Но увидев борзого подгодка, Зверев затребовал за него бидон краски и канистру шила, А так как всё это было сундуком боцманом Шепелем, давно, унесено домой, Лёху продержав пару недель на ПМ-9, откомандировали на «Березину». Хочешь не хочешь, а надо было впрягаться в хомут.
— Вы тут обустраивайтесь, а я сгоняю в шхеру узнаю, как там наш картофан, — смыкнулся было с кубрика Бакин.
— Что тут обустраиваться? — буркнул Дяченко, — шмотки в рундук и вся недолга.
— Вам надо ещё сходить в ПСО и сменить свою синюю робу на белую. По коридору, последняя дверь налево. Рядом с гальюном и баней.
— Во бля, как в учебке — белая роба. На лысо стричься не надо?
— По желанию.
— Тогда желаю — в баню и постричься на лысо под бритву. — пошутил Юра — Лёха побреешь?
— Гавно вопрос, — ответил Лёха, который в свободное время не только набивал наколки, но и стриг своих годков.
В первый раз Лёха Дигавцов подстриг своего годка Серёгу Белоконя в 1976 году в Бискайском заливе, правда, он тогда чуть не отрезал ему уши, но потом научился стричь, точно так же, как и печь хлеб. А первую свою наколку он набил в Сирии своему годку Толику Мироненко, когда они валялись в лазарете на ПМ-9. Мамы на службе нет, всё приходится морякам делать самим.
Получить белую робу у матросов не отняло много времени. Сложнее было с баней — вода с кранов текла не совсем горячая, но для них, кто в Африке, стирался и купался в морской солёной воде — это была не та проблема на которую стоило обращать внимание. Лёха там же выбрил Юру и выбрился сам, после чего они пошли в свой кубрик, где их уже ждал Вася Бакин. Увидев лысых, одетых в белую с зелёным отливом брезентовую робу, подгодков, он в прямом смысле очешуел.