— Большой ли у вас опыт продажи чемоданов?
— Не уверена… нет… не думаю, — выдавила я, создав подобие улыбки.
— А когда вы в последний раз продали чемодан? — более осторожно поставил вопрос мистер Саймон.
Внутренне корчась от своего косноязычия, но пытаясь сохранить достоинство, я объяснила, что не только не торговала чемоданами, но вообще не продала в жизни ни одного предмета.
Премьер-министр обворожительно просиял, развел руками и сказал «Sorry». Я тоже пробормотала «сорри» и, втянув голову в плечи, направилась к выходу.
— Подождите, а что вы вообще умеете делать? — остановил меня хозяин.
Я потупилась и объяснила. Величие слетело с его лица, он с размаху стукнул себя по коленке и взревел: «Really? Isn’t that amazing?» Оказалось, что его сын, малыш Дэвид, тоже геолог и профессор знаменитого Массачусеттского Технологического Института. Бурно переживая удивительное совпадение, Саймон-старший ринулся к телефону, и уже через час я постучалась в кабинет профессора.
Дэвид Саймон сидел, развалившись в глубоком кресле. Он был одет в заплатанные шорты и красную в подтеках майку, надпись на которой призывала беречь китов. Волосатые ноги в стоптанных кедах покоились на столе на кипе студенческих работ. Рыжая всклокоченная борода, сливаясь с нечесанными лохмами, придавала профессору сходство с запущенным скочтерьером. Я присела на краешек стула и без запинки ответила на: «Where are you from?» and «How do you like America?» Дэйв предложил мне кофе и с гордостью показал фотографии жены, трех дочек, пуделя и двух сиамских кошек. Разумеется, я шумно повосхищалась. Затем мы перешли к делу.
— К сожалению, я не имею ничего общего с вашими грунтами, — огорченно сказал он, — и ни черта в этом не смыслю… но вот Берт! Ну конечно же Берт! — воодушевился он и с таким же энтузиазмом, как его отец, схватил телефонную трубку. Потом он написал фамилию таинственного Берта и начертал план, как до него добраться. Взяв в руки бумажку, я прочла: Герберт Эйнштейн.
— Какое знаменитое имя, — блеснула я недюжинной эрудицией.
— «Sure», — рассеянно отозвался Саймон-младший, — Берт — внук старого Ала.
Профессор Эйнштейн, стройный, по-европейски элегантный человек лет сорока пяти, встретил меня на пороге своего кабинета и немедленно всучил чашку кофе. За столом сидел пятилетний мальчуган и, высунув язык, старательно рисовал жирафа. Желая подлизаться к мальчишке, я тоже схватила карандаш и изобразила единственно доступные мне фигуры: слона (вид сзади) и зайца (вид сбоку). Малыш сидел с каменным лицом, а когда я медовым голосом спросила: «угадай, кто это?» — нетерпеливо передернул плечами.
— Подумай, на что это похоже? — пришел мне на помощь его отец.
«Have no idea», — хмуро пробурчал правнук Эйнштейна.
Берт говорил с явным и сильным немецким акцентом. К моему изумлению он не задал ни одного из тысячи банальных вопросов, которые сыпятся обычно на эмигрантскую голову, и наша беседа заняла всего несколько минут.
— Вот список компаний, где может пригодиться ваш опыт, — протянул он мне листок. — Начните с Билла, он самый надежный… Впрочем, после ланча я сам ему позвоню. Оставьте-ка ваш телефон.
Эйнштейн пожал мне руку и проводил до дверей… Не успела я войти в свою квартиру, как раздался телефонный звонок. Я взглянула на него с отвращением. Излишне объяснять, какие нравственные и физические муки вызывает в первый год жизни в Америке каждый «англоязычный» телефонный разговор.
— Говорит Билл Зойно, — внятно и медленно произнес голос. Такой язык понял бы глухонемой таитянин. — Приезжайте сегодня на интервью, — и он назвал адрес компании.
— Биг проблем, — тупо ответила я, — но кар.
— Арендуйте, мы это оплатим.
— Донт ноу, хау.
— Ну так возьмите такси, — засмеялся Билл. — Жду вас через час.
Конечно же в доме нет денег, конечно же банк закрыт… Я обзвонила живущих поблизости эмигрантов и не без труда раздобыла двадцать долларов. Хватит — не хватит, но больше ни у кого денег не оказалось. Шофер остановленного мной такси был тучным лоснящимся негром с глубоким шрамом через всю щеку. Я села в машину с колотящимся сердцем. Господи, и вкапалась же я! (Ни одна из американских черт не прилипает к русским так быстро и прочно, как расовая ненависть.)
Вот завезет к черту на рога и… От страха я сжалась в комок.
Спросив, куда я направляюсь и зачем, шофер не на шутку распереживался: вздыхал, кудахтал и цокал языком:
— Такой важный, ответственный день, God bless you!
Когда я выходила из машины, он похлопал меня по плечу и поклялся, что все будет замечательно. — I just feel it, — крикнул он на прощанье. Секретарша провела меня в кабинет, и на пороге тотчас возник Билл — смуглый курчавый итальянец с пухлыми щеками в лимонно-пурпурных клетчатых брюках. Он был совладельцем маленькой фирмы, консультирующей по всей Америке строительство атомных станций, мостов, тоннелей и угольных шахт.