На звонок долго не открывали. Наконец, зашаркали шлепанцы, и Валера появился на пороге в бархатном халате, подпоясанном полосатым галстуком.
— Чего трезвонишь, как чумовая, — проворчал он, отпихивая ногой псов, налетевших на меня с безумными поцелуями.
— Как хорошо, что ты дома, я уж и не надеялась…
— Просто замечательно… ангина у меня, фоникулярная.
— Ангина бывает фолликулярная, не путай со словом фуникулер.
— Ты что, учить меня с утра явилась? — Он задумался, оглядел себя в зеркале и развязал халат. — Пощупай-ка, похудел я хотя бы от этой хвори?
— Ни капельки, — любезно ответила я, зная его страстное желание походить на лозу, — как был сарделька, так и есть…
Валерий брезгливо поморщился:
— От кого я это слышу? Взгляни лучше на себя, Лукерья, осознай и найми плакальщиц.
Мы вошли в комнату, и я плюхнулась в продавленное кресло, которое мой друг почему-то называл «вольтеровским».
— Прочесть тебе что-ли, как я Данте перевел? — он вытащил из пишущей машинки листок и откашлялся.
— Ты поинтересовался бы, зачем я ввалилась без звонка.
— За деньгами, вестимо, за чем же еще.
Однако, рассказ произвел на Валерия большое впечатление:
— Забавно, забавно, — пробормотал он конандойлевским голосом, протирая очки подолом халата, — я лично вижу тут два объяснения: или он тебя элементарно клеет, или принял за кого-то… эдаково. — Он поднял палец и торжественно им покрутил.
— Похожа я разве на человека, в которого влюбляется с первого взгляда мясник?
Валерий пожал плечами:
— Я бы и со второго не влюбился, но… у нас с мясником могут быть разные вкусы.
Я кротко проглотила оскорбление:
— Ну, а похожа я на человека, которого можно принять за кого-то… этаково?
— Запросто. Ты в дубле, сапоги итальянские, вид непуганый. Господи, да чего тут голову ломать, беги и притарань мяса на нашу долю!
— Ну что же, давай пятерку.
— Не мелочись. — Валерий извлек из недр халата десять рублей. Внезапно его осенило: — Подожди-ка, сгоняем туда вместе.
— А как же ангина?
— Черт с ней. Мясо куда важнее, и потом я, как литератор, интересуюсь сутью вещей… Греки! — заорал он диким голосом, — гулять!
Собаки, сбивая друг друга с ног ринулись в переднюю.
— Валерка, не валяй дурака! Если мы ввалимся в магазин с тремя собаками, нам не то, что мясо…
— Без паники. Соблюдем интервал. Ты войдешь пораньше, как участник, а я попозже, как соглядатай.
Через десять минут я с некоторой опаской приоткрыла магазинную дверь.
Продавец радостно всплеснул руками, затем скрестил их над головой и энергично потряс: так ликуют кубинцы при виде братьев Фиделя и Рауля.
— Счастлив снова видеть вас, генерал, — гаркнул он.
Я искоса взглянула на кассиршу. Обхватив виски тонкими пальцами, она упоенно следовала за виконтом де Вальмоном по Парижским будуарам.
— Называйте меня Николаем, — продавец протянул через прилавок задубевшую пятерню.
Я было открыла рот, чтобы представиться, но он остановил меня движением ладони.
— Не трудитесь… все известно и, прошу вас, проходите.
Он поднял деревянный прилавок, толкнул ногой внутреннюю дверь, и мы очутились в узком, слабо освещенном коридоре. В нос ударил сырой зловещий запах гнили. По темно-зеленым стенам сочилась вода, под ногами что-то хлюпнуло и метнулось вбок. Я взвизгнула. Николай услужливо подхватил меня под руку:
— Еще шажок, и мы на месте.
«Место» оказалось тесной и немыслимо грязной подсобкой. В одном углу стояла плита, на ней закутанная старуха, бормоча и присвистывая, помешивала варево. Вдоль стены тянулся прилавок, покрытый листовым железом. Наверно он предназначался для разделывания мяса. На прилавке валялись топор и ножи, а между ними два молодых человека, сидя по-турецки, резались в очко. Увидев нас, они соскочили на пол и церемонно поклонились.
— Мои помощники: Марк, Лев и Дарья Кузьминишна.
— Зови меня Дусей, детонька, — прокаркала старуха.
Внезапно за дверью послышалась возня, рычанье и пронзительный женский крик. Николай пулей вылетел наружу.
— Не желаете ли осмотреть владения, то есть холодильник? — невозмутимо спросил высокий с перебитым боксерским носом Марк.
Я рассеянно кивнула, пытаясь сообразить, что же вытворяет в магазине Валерий со своей свитой. Марк щелкнул засовом и приоткрыл окованную железом дверь. Повеяло арктическим холодом, но я отважно шагнула вперед.
На вбитых в потолок чугунных крюках висели телячьи, бараньи и свиные туши, посеребренные, словно пушком, легким инеем. Розовели прислоненные к стене коровьи ноги. С верхних полок скалились свиные рыла с опущенными белыми ресницами, ниже громоздились кроличьи тушки, у самого пола пестрели неощипанные куропатки и рябчики.