На кафедре стоит чудный запах хвои, в углах темнеют разнокалиберные елки, — сотрудники добыли их в жестоком бою, штурмуя «левый» грузовик, на десять минут въехавший во двор Университета. Без конца трезвонит телефон, — это вездесущая Оля Коровкина информирует нас, в каком из университетских буфетов выбросили дефицит.
— С истфака я, — раздается в трубке ее свистящий шопот, — тут майонез и апельсины. Пусть кто-нибудь меня подменит, а я смотаюсь в НИФИ (научно-исследовательский физический институт).
Алеша Бондарчук вылетает на смену, а еше через пятнадцать минут — звонок: в НИФИ — ни фига.
— Немедленно шлите людей в Земную кору, — сервелат и шоколадные наборы.
В Земную кору несется Вера Городецкая, а новый звонок извещает, что на филфаке — сайра.
— Прямо Байконур какой-то, — лениво потягиваясь, Слава Белоусов выползает из мерзлотки. — Родные соколы разлетелись в необъятные просторы космоса.
— Можно подумать, что ты уже всем отоварился, — огрызаюсь я.
— Даже судаками, деточка, — кивает Белоусов. — Пока тестя не посадили, октябрьский райпищеторг в моем распоряжении. Так что в знак особой любви могу преподнести тебе свиные ноги.
К вечеру мы опять в сборе и, возбужденные богатым уловом, решаем экспромтом устроить Новогодний бал. Эдик с шапкой обходит коллег — с мужчин по два рэ, с дам — по рублю.
— Гранд проблем с профессурой, — говорит он. — Не пригласим — обидятся, пригласим — запретят.
После октябрьских торжеств, когда на кафедре геофизики пьяные студенты высадили стекла и вдребезги разбили какой-то излучатель, ректор издал приказ, запрещающий всякие выпивоны и гулянки на рабочих местах.
— Запретить Леонов не посмеет, — размышляет Алеша, — народа побоится. Но сам смоется. Да и все они выпивать с нами откажутся. У Бузенко давление, у Миронова — внуки и елки. А студентов надо всяко с кафедры вытурить — нечего им тут околачиваться.
За выпивкой посланы Женя Лукьянов и Григорий Йович, и к их возвращению на кафедре, уже очищенной от профессуры и студенчества, накрыт ватманом стол. Рива с Сусанной домазывают бутерброды, а мы с Верой моем ежиком лабораторные стаканы.
Для создания «атмосферы» Эдик включает дефектометр металлов «Уран». Десяток мигающих разноцветных лампочек неверными бликами освещают наши лица.
— Пригодился-таки сундук, — удовлетворенно говорит Эдик, ткнув бок «Урана» носком шведского ботинка.
После первых новогодних тостов кто-то командует:
— Давай, Ольга, политинформацию.
Олин отец — Андрей Андреевич Коровкин — бессменный парторг нашего факультета, поэтому новости факультетской кухни мы узнаем из первых рук.
— Ничего особенного, — начинает Оля, — будничные дрязги. Бузенко пробует копать под Леонова, забыть не может, как тот обошел его с Монреалем и Канберрой.
— Как же! Монреаль ему нужен, — с ненавистью перебивает Сузи. — Куда конь с копытом, туда и рак с клешней.
— Да, но и шеф не дремлет, — продолжает Оля, — предложил назначить комиссию на бузенковские лекции. Спросил студентов, довольны ли они Мишкой. Те разгомонились, раскудахтались, невыносимо, мол, тоска собачья. Тут шеф их и подловил, — напишите коллективную жалобу в деканат, раз у вас есть претензии. А ребята ввязываться не хотят — боятся. Подождем, говорят, сначала, кто кому глотку перегрызет.
— Ох, уж эта война титанов, — усмехается Белоусов. — Но против шефа Бузенко слабак.
— Да, ребята, новость! — вспоминает Ольга. — Наш Миронов докторскую закончил. Интересно, пустит его Леонов в доктора?
— Держи карман шире. — Эдик энергично трясет головой. — На кой ему хрен на кафедре третий профессор? Да он задушит нашу глухую тетерю, как цыпленка.
— Чего вы злобничаете, — мягко говорит Вера Городецкая. — Миронов вовсе не глухой, склероз у него от старости, и он просто не понимает ничего.
— У него с детства склероз или врожденное слабоумие, — упорствует Эдик, — необходимое качество для профессора.
— Конечно, если бы Миронов с Бузенко объединились, они бы сковырнули Леонова, — говорит Женя Лукьянов, — но разве ума на это хватит?
— Факт, не хватит. — Оля пудрит нос и, оскалившись, несколько секунд любуется своими зубами. — Мнение парткома таково, что Леонов их обоих приструнит и уделает.
— Да ну их к фигам! — Алеша Бондарчук включает магнитофон. — Танцы, товарищи!
Он приглашает Олю, Женя Лукьянов подходит к Вере Городецкий, Сусанна кладет руки на Славины плечи. Я с удивлением замечаю, как они, тесно прижавшись друг к другу, воркуют в углу.