— Алексей Николаевич, ну не все же так безнадежно. Подскажите ему, как исправить работу, ваши советы могут оказаться просто бесценными… (И что это я распелась, как соловей?)
Движением руки шеф остановил поток изящной лести.
— Конечно, подскажу. Не зря же я потратил на эту муру целую неделю! — шеф помахал перед носом листочками, исписанными мелким угловатым почерком. — Вот список замечаний, пусть размышляет, если может… Кстати, здесь он сейчас?
Я ринулась искать Петра Григорьевича. Он сидел в мерзлотке в окружении тоскующей Оли, Эдика и Славы и рассказывал, как его внучка Тюпа ненавидит рыбий жир.
— Это ужас какой-то! — с неподдельным волнением говорил Миронов. — Нипочем не заставить, ни кнутом, ни пряником. Поехали мы вчера с супругой на рынок, а Тюпочка в это время вылила рыбий жир в кактусы. Кот наш Мурзик учуял запах, да и раскурочил горшок с землей. Ну, что ты будешь с ней делать! — он обвел сотрудников восхищенным взглядом.
— Петр Григорьевич! — громко позвала я. — Вас шеф хочет видеть.
Миронов неохотно поднялся.
— Наверно, насчет диссертации? Прочел он, Нина Яковлевна?
— Понятия не имею, — пожала я плечами, — начальство со мной не делится.
Миронов вышел.
— Хана ему, ребята, — может даже не рыпаться.
— Ой, не скажи, — протянул Белоусов. — С Петрушей не так просто совладать. Он тихий, но настырный. И очень хочет в доктора.
— Но пасаран!
— Давай, заложимся на полбанки, что защитится.
Слава протянул мне руку, и Эдик разбил наши ладони, объявив, что они с Ольгой держат нейтралитет, но выпьют с любым из нас, одержавшим победу.
Мы заварили чай и как раз доигрывали третью партию в скрэбл, как в мерзлотку ворвался Миронов. Его поджатые губы и решительный вид явно показывали, что он не собирается посвящать нас в свои дела. Однако, его тут же прорвало.
— Эвона, — горько сказал он, обращаясь ко мне, и помахал Леоновскими бумажками, — ваш начальничек сорок семь замечаний сделал… Конечно, он и в вечной мерзлоте лучше всех разбирается, я, видишь, на уровне сороковых годов тащусь в обозе, я «математицким» аппаратом не владею, — Миронов довольно удачно передразнил шефа.
— Может, замечания-то пустяковые, не расстраивайтесь так, — вставила сердобольная Оля.
Миронов пыхтел, с отвращением перебирая листочки. В мерзлотку заглянул Леонов.
— Петр Григорьевич, дорогой, — голос шефа вибрировал от глубокой задушевности, — еще два слова… Вы не обязаны со мной соглашаться, можете представлять работу к защите хоть завтра, но поверьте, — он прижал руки к груди, — я вам только добра желаю, в таком виде она не пройдет. Не тянет она на докторскую, никак не тянет.
Унизив таким образом Миронова в глазах его сотрудников, шеф сочувственно вздохнул и выкатился из лаборатории.
Месяца два о Миронове не было ни слуху, ни духу. Петр Григорьевич взял отпуск и увез свой монументальный труд в санаторий.
Наконец темнозеленые тома снова возникли в Леоновском кабинете.
— Ни черта не переделал, ни черта… — упоенно мурлыкал шеф, шныряя глазами по разделам, параграфам и главам.
— Что, подать сюда Миронова? — с готовностью спросила я.
— Самое время, — ухмыльнулся Леонов.
Сперва разговор ученых был тихим, — доносилось бормотанье Петра Григорьевича и ворчанье Алексея Николаевича. Вдруг Миронов рявкнул:
— Вздор собачий! Я двадцать лет сижу на этом…
— Хоть сто! — парировал шеф. — Ни одной свежей идеи!..
— А где ваши свежие идеи? — завизжал Петр Григорьевич. — Где вообще ваша диссертация? Кто ее видел?
— Кому надо, тот видел, — разъярился Алексей Николаевич. — А ваше… — он подыскивал нужное слово, — …исследование я постеснялся бы вообще назвать диссертацией.
— Карьерист! — взвыл Миронов. — Проныра!
И тут шеф повел себя, как английский лорд.
— Считайте, что я не слышал ваших слов, — ледяным тоном сказал он, — но пока я возглавляю эту кафедру, доктором вам не бывать.
В кабинете воцарилась тишина. Притаившись за дверью, я с ужасом зажмурилась, боясь услышать звук падающего тела. Однако вместо этого снова раздался Леоновский голос, на этот раз теплый и вкрадчивый.
— Впрочем, дорогой Петр Григорьевич, ведь на нас свет клином не сошелся, не правда ли? Попытайте счастья в Новосибирске или в Москве, ну, скажем, у академика Кудряшова. Может быть, кому-нибудь ваша диссертация и впрямь покажется интересной. Ну, а дальше, — как ВАК решит…