Выбрать главу

— Простите, пожалуйста, — учтиво сказал Петя, — по каким дням бывает профессор Дукадзе?

В деканате воцарилась тишина. Две секретарши, замдекана и трое студентов, оживленно обсуждавших вчерашний матч «Динамо» (Тбилиси) — СКА (Ростов), с выражением нечеловеческого ужаса уставились на него.

— Господи, — прошептала секретарша, бледнея, — кто вы, зачем он вам?

Чувствуя, что происходит нечто непоправимое, Петя заблеял:

— Из Магадана я… на консультацию приехал…

— Нет нашего Теймураза Нестеровича, — хрипло выдавила секретарша.

Замдекана подошел к Пете и положил руку ему на плечо.

— Мужайтесь, молодой человек… Умер Теймураз Нестерович восемь месяцев назад. Умер совсем.

— А жена? — одеревеневшими губами зачем-то спросил Петя.

— Жена как раз жива, — повеселели в деканате. — Разделалась с его архивом, продала дом. Что ей одной-то здесь делать? Переехала к сыну в Душанбе… внуков нянчить.

История Ns 2 — повеселее

Другой человек (скажем, Боря из Ташкента) маялся после защиты, ожидая утверждения из ВАК’а около двух лет. И так же, отчаявшись, двинулся в Москву, раскинул сети шпионажа и разузнал, где его диссертация. Боря был гораздо удачливее — его Черный оппонент оказался вполне живым профессором Московского Университета и, по агентурным данным, невредным и милым старичком.

Достав его домашний адрес, Боря пошел ва-банк и приехал воскресным утром в Неопалимовский переулок. Открыла ему седая дама в шелковом халате. Толстый слой крема почти скрывал когда-то прекрасные черты лица. Она смутилась, но через секунду улыбнулась, пригласила Борю войти и мелодично пропела:

— Ну-усик, к тебе.

Послышалось сопенье, шарканье шлепанцев, и из тьмы коридоров появился крошечный человечек в пижаме с длинными моржовыми усами.

— Чем могу служить, молодой человек? — ласково спросил Черный оппонент.

Пугаясь собственной отваги, уверенный, что его прервут и выставят за дверь, Боря скороговоркой изложил суть дела и даже шумно сморкнулся в платок, что могло быть расценено, как рыдание.

Профессор сокрушенно качал головой:

— Ужасно, ужасно… Но я решительно не видел вашей диссертации. Вы уверены, что ее дали на рецензию именно мне?

Боря поклялся.

— Чудеса! — сказал Черный оппонент, пожимая плечами, — или я совсем рехнулся?..

— Ну-сик! Что за выражение! — проворковала супруга.

— Пойдемте в кабинет, голубчик, посмотрим вместе, — тряхнул усами профессор. — Но я решительно не припоминаю даже вашей фамилии.

Они вместе перерыли письменный стол, книжные шкафы и полки, Боря палкой пошарил под диваном. Постепенно в поиски включилась вся родня. Супруга Нусика вытряхнула бельевую корзину, перевернула кверху дном спальню, заглянула в рояль. Нусикин сын — бородатый длинноволосый человек в рваных джинсах — влез на антресоли.

— Ни хрена… — раздался его хриплый голос.

— Ба, увеличитель нашелся, — ликовал внук Котик, вытаскивая из груды хлама пыльную конструкцию.

Нусикина невестка, изящная блондинка в пеньюаре, обследовала кухню и кладовку. Трехчасовая работа сблизила Борю с профессорской семьей.

— Звони на дачу, дед, — командовал Котик, — пусть Фрося там пошурует.

Через час Фрося телефонировала, что «обыскалась, но ничего такого нет». Боря пригорюнился.

— Вот что, голубчик, не расстраивайтесь, — сказал профессор Нусик и огорченно пожевал усы. — Я завтра специально поеду в ВАК, выясню, у кого же все-таки диссертация.

— Чего ты удивляешься, па? ВАК такая же хамская шарага, как и наш худфонд, — проворчал сын. — Человек пол жизни штаны протирал и концов не найти.

Нусик заморгал, жена укоризненно покачала головой.

— Давайте-ка чай пить, — разрядила обстановку блондинка.

Борю усадили за стол, поставили варенье, бублики и сыр, и начали расспрашивать о семье, работе и ценах на Ташкентском базаре. В кухне засвистел чайник, и все члены семьи стали учтиво бороться за право сбегать за ним. Победила невестка. Она внесла сопящий никелированный чайник и, поискав глазами подставку, улыбнулась нашему герою.

— Вы ближе, Боречка, — пододвиньте-ка эту штуку…

Боря взялся за «штуку» и… взвыл, — это была его диссертация, целая и невредимая, если не считать обгоревшего круга, образовавшегося на обложке в результате бесчисленных чаепитий.