— Простите, — сказала я, — вы никогда не бывали в пионерском лагере Академии Наук в Комарове?
— Как же, как же, — бывал. Моя фамилия Белов… Дмитрий Сергеевич. Он улыбнулся и в уголках длинных темных глаз образовались тончайшие морщинки.
— А меня вы узнаете?
— Конечно… разумеется… вы… — тут он запнулся, не в состоянии вспомнить ни имени моего, ни фамилии. Я не стала ему помогать, да и он не проявил любопытства.
— И что же вы делаете в жизни, Дмитрий Сергеевич?
Он неопределенно пожал плечами:
— Окончил философский, в аспирантуру не попал… Вот работаю напротив, в музее атеизма.
И он показал пальцем через плечо, где в надвигающихся сумерках раскинулась прекрасная колоннада Казанского собора.
Рябая женщина лет сорока
Пятый день мы бредем по Карельскому бурелому под осенним моросящим дождем. Мокрые ватники облепляют, словно компресс. Четыре ночи мы спали в лесу на земле, а ели последний раз позавчера. И, между прочим, по моей вине. Перебираясь по бревну через порожистую Осинку, я поскользнулась и сверзилась по грудь в ледяную воду. Меня извлекли при помощи суковатых палок, но рюкзак с консервами и хлебом утоп безвозвратно.
— Не переживайте, графиня, — ободряет меня начальник отряда Валя Демьянов, — спасибо — сами целы.
Он идет впереди, таща неподъемный рюкзак с образцами. Спутанные лохмы и фантастическая выносливость придают ему сходство с лошадкой Пржевальского. Следом плетется геофизик Леша Рябушкин, щекастый, дородный, с еще недавно холеными усами. Леша обвешан датчиками и зондами, из кармана торчит счетчик Гейгера. Я тащусь позади, замыкая шествие. Мне 19 лет и это первая моя геологическая практика. Кажется, что лес населен только мошкой и комарами. Наши лица укутаны плотной зеленой сеткой, издающей тошнотворный запах «ангары», на головах — шлемы, перчатки до локтя, резиновые сапоги выше колен. Это противокомариная защита, но все равно атакуют тучами.
От голода меня мутит, в ушах стоит звон. Только бы не споткнуться. Свалюсь — не встану.
— Веселей, мартышка! — оборачивается Валя, — через час будем на дороге.
— Итак, маршрут закончен. Позади 120 километров съемки, на согнутой Валькиной спине десятки образцов, килограммы отмытого в ледяных ручьях песка. По идее на большаке нас должна встретить экспедиционная машина. До базы еще 60 километров.
— Как вы думаете, — приехал Петька? — тоскливо спрашиваю я.
Леша пожимает плечами, а Валька молчит.
С тех пор, как начальница экспедиции, грузная тетка в летах, сделала шофера Петю своим фаворитом, — он просто сказился. «Брось ты, Петруша, волноваться, — раздавался из „генеральской“ палатки нежный шепот престарелой Мессалины, — выпей и отдыхай. Небось, здоровые коблы, — дотопают, ноги не отвалятся».
…И вот перед нами большак. Петьки нет и в помине. Мы валимся на обочину и «отключаемся», — то ли сон, то ли обморок. Через час Валя расталкивает нас.
— Нечего ждать милостей от природы, — двинем на станцию, авось к какой дрезине прицепимся.
— Но Петьке я кости переломаю, — флегматично говорит Леша, — на нас наплевать, девку бы пожалел.
До станции километров 6, но мы так измучены, что еле плетемся. Когда, наконец, замаячили огни Лосевки, уже почти стемнело.
— Гляньте, есть все же Бог! — кричит Леша.
На путях готов к отправке длиннющий товарняк, груженный лесом.
— Без паники, — приказывает Валя. — Идем в обход, чтобы с платформы никакая сволочь нас не засекла.
Мы обогнули состав с хвоста и вскарабкались на площадку. Вскоре с платформы раздались свистки, — с лязганьем и скрипом поезд тронулся.
— Ну, не везуха ли? — ликует Леша, устраиваясь поудобнее, — едем, как короли!
Часа через полтора, проскочив два полустанка, товарняк замедлил ход.
— Ребята, нас доставили в Шелтозеро, — крикнул Валя. — Платформа будет справа, готовься к десанту слева.
Поезд дернулся и замер. Наш вагон, кажется, последний, — огни платформы маячат далеко впереди. Вокруг кромешная тьма…
…И вдруг приближающийся топот, нас ослепляет свет фонарей:
— Руки вверх!
С обеих сторон вагон окружен солдатами с автоматами наперевес. Мы ошалело топчемся на площадке.
— Руки вверх!
Неуклюже, как кули, сваливаемся на землю. Кто-то саданул мне прикладом в спину, наши руки поднялись.