– Видишь, что образование значит, – после паузы произнёс Лёша. – Всё по полочкам… и понятно стало.
– Ни черта тебе не понятно, – засмеялся Коробов. – Что ты всё время чужой жизнью жить пытаешься – живи своей. Своими мыслями, своей головой. То правду ищешь, то систему какую-то…
– Газеты, Васильич, читаю, а там пишут, что жизнь – это вечный поиск.
– Мало ли чего там понапишут.
– А про счастье что пишут? – неожиданно спросил Устин.
– Про счастье?.. Что-то не помню. Да я и сам знаю.
– Что же?
Лёша оглядел мужиков, стараясь понять, смеются они или всерьёз спрашивают, и, решив, что всерьёз, ответил:
– Я по-простому понимаю, счастье – это и есть жизнь.
– Силён ты, – после паузы сказал Коробов. – Ну, прямо философ. А ты, Устин, как считаешь?
Устин растерянно взглянул на Коробова, поднялся:
– Спать хочется. Пойду посплю, вот и счастлив буду…
– Квелый он, – сказал Лёша, когда Устин ушёл. – Совсем молчуном стал.
– С женой у них неладно. – Коробов примял сапогом окурок, тоже поднялся. – Погоняю ещё, рассветёт скоро. А вы по свету вокруг буровой пройдите, лишний мусор с глаз долой, начальство сегодня будет…
6 сентября. День
Начальство прилетело раньше, чем ожидал Петухов. Сквозь сон он услышал шум вертолёта и, на ходу одеваясь, выскочил из вагончика.
Солнце ещё только-только показалось над верхушками деревьев, высветив половину вышки. На буровой, запрокинув голову, стоял Коробов и глядел на делающий круг вертолёт.
Тот прострекотал над деревьями и исчез; площадка была отсыпана в стороне, рядом с дорогой.
Петухов заскочил в столовую, мельком отметил заплаканное лицо поварихи, поморщился, но разговаривать было некогда, и он только бросил:
– Татьяна, ты бы себя в порядок привела. И сделай порций пять лишних.
Та кивнула, склонилась над плитой.
…Вместе с главным инженером прилетел мастер по аварийным работам Тихонов. Усмехнувшись над этой страстью Безбородько перестраховываться, Петухов поздоровался, подолгу задерживая ладони, чтобы сразу почувствовать, с каким настроением прибыло начальство и как лучше поступить, чтобы его не прогневить. Судя по насупленным выражениям лиц, с неприятностями лучше было выждать, и Петухов повёл всех в столовую.
Завтракала вахта Ляхова.
Женька и Устин ели молча, а Цыганок гремел ложкой и сопел от удовольствия: на завтрак был плов, который он любил.
Безбородько и Тихонов сели за столик в углу.
Петухов принёс наполненные с верхом тарелки.
– Как в санатории живёшь, – поворачивая ложкой дымящийся плов, сказал Безбородько. – Ешь хорошо, а метры не даёшь.
– Метры будут, – буркнул Петухов, пристраивая табурет рядом. – Своё наверстаем.
– Ну-ну… А где Ляхов, что-то я не вижу, его же вахта?
– Ляхов? – Мастер оглянулся, выразительно посмотрел на Устина: он не любил, когда рабочие видят, как начальство его допекает.
Устин поднялся, поставил тарелку, вышел, подталкивая впереди себя Женьку и недовольного Цыганка.
Татьяна Львовна вышла следом.
– А плов, мастер, отменный, повариха у тебя хорошая… Чего ты её выпроводил?
– По делам пошла.
– Так где, ты сказал, Ляхов? Спит?.. А ты сейчас выгораживать его станешь.
– Чего мне выгораживать. – Петухов помедлил. – Отпустил я его.
– Куда?
– В посёлок.
– Ты что это своевольничаешь? – Безбородько положил ложку. – Ты что?.. На буровой авария, а он, понимаете ли, бурильщика отпускает!
Хотел закончить длинной тирадой о безответственности и её последствиях, но плов сделал своё дело, желания длинно говорить не было, и он обошёлся одной фразой:
– Сам встанешь к лебёдке… Давай, что там есть погорячее, раз хозяйку выслал.
«Пронесло, – подумал Петухов, разливая по кружкам крепкий чай. – Одно пронесло, теперь подпорка. Но о ней пока говорить нельзя».
После завтрака пошли на буровую. Главный инженер делал мелкие замечания, интересовался больше внешним видом, а Тихонов сразу отошёл, и как Петухов ни крутил головой, так и не смог уследить за ним. Это его обеспокоило, он знал Тихонова давно. Старший сын Петухова и дочь Тихонова учились в одном классе. Петухов знал, что за двадцать лет работы мастер по ликвидации аварий научился видеть не только всё на поверхности, но и, как шутили буровики, на пятьсот метров в глубину. Если Безбородько можно было показать, что выгодно, то Тихонов с провожатыми никогда не ходил и видел всегда гораздо больше.